Радуйся, пока живой
Шрифт:
— Господин Егоров, да? — радостно осведомился китаец, — Я ведь не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — сказал Егоров. — А вы кто?
— Садитесь, господин Егоров, садитесь. Немножко поговорим.
Егоров обогнул «Бьюик» и уселся на место водителя. Он ничуть не потерял самообладания, напротив, успокоился. Явление китайца — это, конечно, переговоры, а не смерть. К тому же любопытство его было задето. Он мгновенно восстановил в памяти все, что ему известно про китайскую группировку, про знаменитую «триаду». Известно немного, но для начала разговора — достаточно. Китайские братки появились на московском торжище сравнительно недавно,
Китаец будто прочитал его мысли:
— Да, да, господин Егоров, давно пора встретиться. Но лучше поздно, чем никогда. Так у вас говорят? — и меленько, деликатно захихикал, словно козленочек заблеял.
— Где мои люди? — холодно спросил Егоров, закурив.
— О-о, они пошли прогуляться. Совершенно не волнуйтесь. С ними все в порядке.
— Чему, собственно, обязан?
Китаец внезапно стал серьезным, как скала.
— Давайте познакомимся. Меня зовут Су Линь.
— Очень приятно.
— И мне приятно тоже, и мне… Нам понравилась ваша история про америкашек, про ЦРУ. Так правдоподобно. Мы очень смеялись.
— Вы, может, и смеялись, а для меня проблема.
— Наверное, ваша проблема совсем в другом, но все равно — это было хорошо.
— Что было хорошо?
— Вы очень умно и хорошо вели себя с господином Зенковичем.
— Попрыгунчик — мой старый товарищ, — строго сказал Егоров. — Кстати, господин Су, своей подслушкой вы нарушили конституцию. А ведь у нас демократия.
После этих слов смешливый китаец развеселился не на шутку. Егоров терпеливо ждал, пока он успокоится.
— Вы остроумный человек, господин Егоров. С вами приятно иметь дело. Скажите, как вы догадались, что Зенкович — это не Зенкович, а кто-то другой? По каким признакам?
Наступила очередь Егорова изобразить изумление.
— Что значит — другой? Он чем-то болен? Что-то с горлом? Я заметил, у него голос хриповатый.
— Восхитительно! — Китаец всплеснул ручками, но смеяться на сей раз не стал, — Вы скрытный человек, господин Егоров. А вот мы, китайцы, простодушные, как дети. Что есть, то и говорим. Не прячемся от добрых людей. Скажу прямо, господин Зенкович — это наша гордость. Он как яркий огонь, на него летят всякие птички, нам остается только вытаскивать их из силков. Понимаете?
— Не совсем.
Су Линь накрыл его руку своей теплой маленькой ладошкой и нежно погладил, как если бы Егоров был женщиной. Егоров стерпел.
— Ваша проблема, — задушевно произнес китаец, — это уран. Но вам нужна помощь, один вы не справитесь, верно? Очень большой кусок. Можно подавиться.
Удар был нанесен точно и внезапно, Егоров обмяк. Глаза китайца сузились до щелок. Это был тот редчайший случай, когда Егоров не сразу нашелся с ответом. Пауза неприлично затянулась, и он спросил:
— Пытаетесь меня напугать, господин Су?
— Что вы, что вы! — невероятное мелькание улыбок и махание ручками. — Пугаем мы совсем по-другому. Мы сотрудничать хотим всей душой. Хотим помочь. Разумеется, на определенных условиях.
— При чем же тут уран?
— Ни при чем. Совершенно ни при чем. Сказано и забыто. Действительно,
Егоров закурил вторую сигарету, думал: сколько же вас пришло навсегда? Не тесновато ли будет? Еще он думал, что свидание с Попрыгунчиком и то, что за «Аэлитой» давно следили, а он не замечал, и то, как это все сошлось в одной точке, в его «Бьюике», — не могло быть случайностью, чередой простых совпадений. В крупном бизнесе бывает лишь один вид случайности — продырявленная башка.
— У меня есть время подумать?
— О-о, конечно, конечно, — улыбка, полная искреннего уважения. — Не очень долго, да? Скажу вам, господин Егоров, мы, пока вы думаете, уже вам помогли.
— Да?
Су Линь, скривившись в добродушной гримасе, достал из кармана белый конверт и протянул Егорову. В конверте оказалось несколько фотографий, на всех изображен Степан Степанович Завьялов (Бобрик), сибирский авторитет, в разных видах и в разных компаниях — в застолье с шумной ватагой, на прогулке с огромной овчаркой, в обнимку с молоденькой брюнеткой, на фоне памятника Суворову, — но самым впечатляющим был последний снимок: Бобрик сидел в кресле на какой-то дачной веранде, но уже без головы. Голова со вставшими дыбом волосами аккуратно лежала на столе на расписном блюде.
Егоров собрал снимки в конверт и вернул китайцу. Заметил философски:
— В конечном счете каждый получает то, что заслужил. Но зачем вы мне их показали? Во-первых, я не имею к этому никакого отношения, а во-вторых, мне это совершенно не нужно.
— Нужно, — жизнерадостно возразил Су Линь. — Очень нужно. Он стоял у вас на дороге, да?
3. Происшествие в банке «Медиум»
Санин мгновенно ее узнал, идентифицировал, разложил на составные части, классифицировал и сбросил полученные сведения в банк данных, хранившийся у него в подкорке левого полушария. По сложной ассоциации вывод сформулировался такой: вонючка обкомовская! Однако по-настоящему он бывшего члена правительства, ныне известного финансиста Преснякова не осудил: дочь есть дочь, куда от нее денешься. У Санина детей не было, и об отношениях их с родителями он судил понаслышке. Ясно одно: без папочкиной помощи не обошлось.
После обычного утреннего кросса по Лосиному острову и получасовой гимнастики на укромной поляне Санин завернул в бистро «Три толстяка», где частенько завтракал в будние дни. Хозяин заведения, тучный, под стать названию армянин Ашот самолично готовил для него яичницу с беконом и овощной салат с арахисовым маслом.
Девушка вбежала в зал, словно проскользнула по солнечному лучу, — в огненно-красном наряде, в черных высоких сапогах — эффектное появление. Она, по всей вероятности, разглядела Санина через окно и уже на ходу расстегнула черную кожаную сумочку, явно с дурными намерениями. Но шансов у нее не было никаких. Санин не только ее идентифицировал, он еще успел толкнуть навстречу стул с круглой спинкой, ударивший ее точно по коленкам, отчего девица рухнула на пол. Санин помог ей подняться, отряхнул с красной юбки пыль, забрал сумочку, мельком в нее заглянув, и посадил за свой стол. Армянину сделал знак: все, дескать, в порядке, приятель. А кроме них по утреннему времени в бистро никого и не было.