Раджа-Йог
Шрифт:
Наделенный большой любовью к людям, он был рад представившейся ему возможности широкого общения с ними. Выступления проходили с аншлагами и с неизменным успехом. Он показывал свои телепатические опыты, а когда заканчивал программу, со сцены не уходил, как это делают все выступающие, чувствуя, что людям интересны его опыты и что они о многом хотят его расспросить. Он отвечал на бесконечное количество вопросов по подаваемым на сцену запискам. На одном из выступлений в зале встал мужчина и спросил:
— Скажите, эти записки с вопросами, которые Вы читаете, заранее подготовлены?
—
— Создается такое впечатление, что Вы их заранее знали, поэтому так быстро, без пауз, отвечаете. Ломсадзе улыбнулся:
— Вот Вы мне сейчас этот вопрос задали, а кто-то может подумать, что мы с Вами заранее договорились, чтобы люди знали, что записки не были подготовлены.
— Ясно, — ответил обескураженный зритель. — Извините…
Выступления Автандила Ломсадзе смотрелись эффектно, они были похожи на многочисленные в то время увлекательные Шоу, в которых ассистент незаметно для публики в диалоге давал выступающему на сцене «магу» информацию, позволявшую ему найти, например, спрятанную зрителями вещь, поэтому зрители больше следили за действиями ассистентки, чем за самим Ломсадзе, но не могли заметить ничего, указывающего на подсказку. Некоторые из них приходили на выступления по несколько раз, желая во что бы то ни стало «разоблачить» телепата, не веря в столь фантастические возможности человека. Хочется заметить, что видели зрители лишь малую часть возможностей раджа-йога. Впрочем, больше демонстрировать было нельзя, так как человеческая психика не выдержала бы сверхъестественного непривычного зрелища.
На выступлениях Автандил Ломсадзе всегда легко и непринужденно держится на сцене, шутит со зрителями, но бывает, что и они шутят с ним. Выступая в Смоленске, Автандил Алексеевич предлагает очередному желающему участвовать в опыте, подойти в зале к любому из зрителей, взять у него какую-нибудь вещь и отдать ее другому человеку, присутствующему в зале. Сам он на это время выходит из зала с двумя зрителями, которые удостоверятся, что у него не будет никакой возможности увидеть и услышать то, что будет происходить в зале.
Через некоторое время его приглашают войти. Автандил Алексеевич входит в зал. Его задача — найти то, не зная что, и отдать тому, не зная кому. Но это он пока не знает. Не знает, пока зритель, стоящий на сцене и все это проделавший, не думает о своих только что совершенных действиях.! — Думайте! — требует телепат. — Думайте о человеке, которому вы отдали чужую вещь, думайте о том, где он сидит.
Через четыре-пять секунд Автандил Алексеевич, уверенно передвигаясь по залу, подходит к боковой ложе, в которой сидят несколько человек.
— Думайте о той, вещи, которую вы дали, — говорит Автандил Алексеевич.
Зритель думает, но телепат не видит ее в руках у сидящих в ложе. Он ничего не понимает. Может быть, он ошибся?
— Думайте! — снова требует он. Приходит та же самая мысль: «ботинок». Но куда же делся этот коричневый мужской ботинок? Ответа он не может найти в мыслях думающего на сцене человека, потому что тот просто не знает! Тогда Ломсадзе «переключается» на мысли сидящего перед ним зрителя. Он не просит его думать. Тот и так думает, он не может не думать, ведь чужой ботинок он надел на свою ногу и теперь с интересом ждет результата опыта, отлично понимая, что в ложе его ног не видно!
— Будьте любезны, снимите чужой ботинок со своей левой ноги, — обращается он к шутнику, — тем более что он вам слегка велик!
В зале смех, а шутник, удивленно качая головой, наклоняется и, сняв чужой ботинок, отдает его телепату под дружные аплодисменты зрителей. Автандил Алексеевич берет ботинок и снова обращается к зрителю, стоящему на сцене, говорит:
— Кто же сидит без ботинка? Кому нужно его вернуть? Думайте!
Через секунду — вторую уверенно направляется к третьему ряду, к человеку, сидящему третьим от края.
— Возьмите, пожалуйста, свой ботинок. Хорошо, что велик оказался, а то бы вы ушли с моего выступления домой в одном ботинке.
На одном из подобных выступлений в перерыве за кулисы к Автандилу пришел… Вольф Мессинг. Сидя в зрительном зале, Мессинг был поражен той легкостью, с которой Автандил проводил телепатические опыты. Он много слышал об этих опытах, но люди склонны преувеличивать, и он решил посмотреть сам. Увидев, он был потрясен. Только два опыта похожи на опыты, которые обычно демонстрировал он, да и то проведены без видимых усилий. Остальное все иное, сложное. Люди, наблюдающие эти опыты, вряд ли могли по достоинству оценить их сложность, и только он, Мессинг, понимал меру их сложностей в полном объеме. Поневоле у него возникал вопрос: смог бы он так? Безусловно, нет. Мессинг и не предполагал, какие чудеса мог бы продемонстрировать Ломсадзе, если бы не философия йоги. Увидев Автандила за кулисами, он, обычно сдержанный на похвалу, сказал:
— Поздравляю Вас, Автандил. Вы прекрасно выступаете. Автандилу была приятна похвала Мессинга, он видел, что тот искренне рад за него.
— Спасибо, Вольф Григорьевич. Я рад, что Вы пришли на мое выступление.
— Мне нравится ваше выступление. Вы так легко проводите телепатические опыты, я даже не ожидал.
Автандил улыбнулся. Мессинг спросил о детях, о здоровье. Автандил о здоровье; Мессинга не спрашивал — он видел, что Мессинг болен. Поговорили еще немного. На прощание Мессинг подарил Автандилу свою фотографию с надписью: «Мысленно всегда с Вами».
А через год Вольф Мессинг позвонил Автандилу и пригласил к себе домой. Ломсадзе приехал. Дверь ему открыла жена Мессинга и провела в комнату. Его встретил измученный болью человек. Они сели на диван. Мессинг спросил Автандила, как дела, и после ответа сказал:
— А у меня со здоровьем совсем плохо. Вот предлагают лечь в больницу на операцию. Как думаете, ложиться или нет?
Мессинг ждал совета. Он, вероятно, понимал, что будущее Автандилу известно. А что мог сказать Ломсадзе? Мог ли он предложить помощь? Дать надежду? Но надежды нет. Слишком поздно. Дни жизни Мессинга уже сочтены, независимо от того, ляжет он в больницу или нет. Обманывать или утешать такого человека было нельзя, но и говорить правду не имело смысла: он ее и сам знал, поэтому Автандил ответил: