Рафаэль и бабы-жабы
Шрифт:
– Вам это удается? – спросил художник.
– Было бы странно и несправедливо, если бы меня не хотели. Мужчины стараются покорить, подмять под себя тех, кто сильнее. Этим они компенсируют, присущий многим, комплекс неполноценности, робости. Легкодоступные женщины быстро приедаются, становятся неинтересными и назойливыми. Или я не права, ошибаюсь,? – ободряюще взглянула на Суховея.
– Правы на все сто процентов. Высоко ценится лишь то, что достигается, дается с большим трудом. Подобный критерий приемлем и для
– Рафаэль, тебе говорят о любви, а ты все о своей живописи, – упрекнула Швец. – На ней свет клином не сошелся. Надо, не теряя времени, наслаждаться самым сладким божьим даром.
– В этом нет ничего предосудительного и греховного, – продолжила Виола. – Это физиологическая потребность организма, как в воздухе, пище, воде и ее надо постоянно удовлетворять, иначе от длительного воздержания могут возникнуть проблемы с психикой.
– Не опошляйте прекрасное чувство любви. Оно с древних времен вдохновляло художников, поэтов, музыкантов, скульпторов на великие творения, – напомнил Суховей.
– Евдоким Саввич, не сгущайте краски, не драматизируйте. Один поэт точно назвал любовь прикрашенным инстинктом деторождения, – сказала Баляс. – Я с ним полностью согласна. Романтика и поэзия любви сводятся к биохимической реакции. Впрочем, современные технологии достигли такого прогресса, что можно родить ребенка без сношений. Зачатие происходит в пробирке, а затем оплодотворенная яйцеклетка развивается в утробе суррогатной матери.
– Без медового месяца неинтересно, – вздохнула Швец.
– Наши древние предки не связывали рождение детей с совокуплениями. Именно тогда и появились сказки о том, что малышей приносит аист или их находят в капустных грядках. До сих пор престарелые бабки тешат внуков и правнуков этими байками, хотя те из Интернета знают, откуда дети берутся? Вы, Евдоким Саввич, наивный романтик, смотрите на все через розовые очки. Надо любить, пока любиться и совокупляться, пока хочется и можется. Пока есть влечение и желание, то есть либидо, человек живет, как только пропадает интерес к сексу он потенциальный покойник.
– Все мы потенциальные покойники, бессмертных нет, – заметил художник.
– Но те, кто регулярно занимается сексом, живут дольше импотентов, – возразила она. – Человека можно считать вполне счастливым, когда у него вдоволь пищи и секса, а остальное мелочи жизни, суета сует…
– А как же высокое искусство, живопись, поэзия, театр, балет, музыка, духовные, эстетические потребности? – возмутился Суховей.
–Рафаэль, пошел ты степом со своим искусством. Как дятел задолбал, все сводишь к живописи, словно на ней свет клином сошелся, – осадила его соседка. – Виола права, вкусная пища, крепкие напитки, деликатесы и секс – вот источники жизни и счастья.
– Вам бы только напиться, набить требуху под завязку, – вздохнул Евдоким Саввич,
– Тамила, включай магнитофон. Найди, что-нибудь веселенькое, – велела Баляс, заметив в нише серванта стереомагнитофон «Весна». Швец подошла, включила в сеть, вставила кассету и нажала кнопку воспроизводства звука. Зазвучал голос Софии Ротару: «Лаванда, горная лаванда».
– Рафаэль, тряхните стариной, пригласите Тамилу танцевать.
– Я давно этим не занимался, – оробел он.
– В таком случае объявляю белый танец. Тамила пригласи кавалера, – велела гостья.
– С удовольствием! – улыбнулась соседка и вытащила художника из-за стола. Он, боясь наступить ей на лакированные туфли, едва передвигал ноги.
– Рафаэль, что ты, как не живой? Может вавка в голове,– упрекнула женщина. – Обними меня покрепче за талию, она у меня по-девичьи тонкая. Вспомни свою шальную молодость, как зажигал, шейк, ленку-енку, твист, ламбаду… Полы в клубе, а потом на дискотеке ходуном ходили.
– Когда это было, столько воды утекло? – посетовал он. Швец смело прижалась к нему бедрами, овеяла запахом дорогих французских духов. Он ощутил упругость, гибкость и жар ее тела. Вспыхнуло ранее остывшее влечение и желание.
– Тамила, что с тобой? – прошептал с учащенно забившимся сердцем и пульсирующей в висках кровью.
– Эх, Рафаэль, один раз живем на белом свете, сколько той жизни осталось? Хочется быть любимой и обласканной. Вспомни, как нам было сладко…,– с загадочным блеском глаз ответила она.
– Это заветная мечта каждой женщины, но причем здесь я?
– Разве ты неспособен, если не осчастливить, то хотя бы иногда порадовать?
– Ты меня застала врасплох, я подумаю.
– Думай, соображай быстрее, а то я передумаю.
«Мягко стелет, как бы, не было жестко спать, – насторожился художник. – Неспроста это неожиданное проявление нежности и готовности раскрыть свои объятия. Как только замаячили большие деньги, то она сразу воспылала чувствами. Необходим максимум бдительности, чтобы не остаться последним лохом». Он сдержанно кивком головы поблагодарил за танец и хотел вернуться за стол, но соседка его придержала: Дождалась следующей песни в исполнении Жени Белоусова.
– А теперь спляши с Виолой.
– Я устал, – взмолился он.
– Тамила, не насилуй художника. Для этого есть постель, – с иронией произнесла риелтор. – Когда потребуется, мы спляшем и калинку-малинку, и гопака.
–Виола, душечка, сделай художнику приятно, называй его Рафаэлем. А то имя-отчество режут слух. Сидим, как на дипломатическом приеме или в суде по уголовному делу.
– Я не прочь, если Евдоким Саввич не возражает?
– Не возражаю, – отозвался Суховей, благодарный ей за сочувствие. И все же поинтересовался. – Виола Леопольдовна, а дети у вас есть?