Рафаэль и бабы-жабы
Шрифт:
– Ладно, коль вам не нравится борода, то взбодритесь, не будьте ретроградом, не исповедуете пассивный стиль жизни чеховского «человека в футляре», который повсюду твердил «как бы чего не вышло» и на этой почве раньше срока отбросил копыта.
– Я свое погулял, покуролесил, пора и остепениться.
– Рафаэль, не будь ханжой. С каких это пор ты стал праведником, моралистом? Видишь, какой барин, секс ему поперек горла стал. Что же нам с тобой, как тем старым бабкам на лавочках у подъездов, о погоде
– Нет, об искусстве, о живописи, – отозвался он и обратил взор на риелтора. – Виола Леопольдовна, я не сомневаюсь, что вы особа эрудированная, утонченная.
– Вы не ошиблись, у вас глаз-алмаз, – улыбнулась гостья.
– Тогда я вам с большим удовольствием расскажу о живописцах эпохи Возрождения и Ренессанса, – охотно оседлал любимого «конька».
– Га-га-га! – по-мужицки заржала Тамила. – Так зовут породистого жеребца-производителя.
– Сама ты – жеребец, – рассердился он и попенял. – Если не разбираешься в искусстве, то не встревай в разговор со своими глупыми репликами, а слушай, познавай неведомое.
– Рафаэль, твои нудные лекции о художниках-покойниках Виоле по барабану, – небрежно махнула рукой Швец.
– Полотна, которые ты по своей тупости и глупости уничижительно называешь мазней, на аукционах Sorbis оцениваются в сотни тысяч, а то и миллионы долларов и евро.
– Неужели? Мне бы хотя бы одно такое полотно, то и горя бы не знала, – произнесла она.
– Размечталась, до такого полотна тебе не добраться, – усмехнулась Баляс. – Они в музеях, картинных галереях, в частных коллекциях и запасниках под надежной охраной.
– Эх, подруга, когда Рафаэль заводит свою «грампластинку» об этих усопших, то я зеваю от скуки и засыпаю, словно под колыбельную песню.
9. Силки для Рафаэля
Уставший от общения Суховей, заслышав тоскливый лай пса, с радостью сообщил.
– Пойду, навещу Джима. Тоскует, переживает, куда подевался хозяин. Пока есть дог и я живу. Если его не станет, то и мои дни будут сочтены.
Он собрал со стола обглоданные куриные кости и потянулся рукой за котлетой
– Не тронь, самим мало! – резким окриком остановила его Швец. – Не хватало еще на пса деликатесы переводить.
– Мясо и другие продукты за мои деньги куплены, – напомнил художник.
– Без разницы. Важно, кто котлеты сделал и сжарил.
– Пару котлет я возьму для себя, – решил он схитрить.
– Ешь здесь, на вынос не разрешаю.
– В этой квартире я хозяин, а вы гости, – возразил Евдоким Саввич и взял с тарелки две котлеты.
– Чтобы Джим ими подавился, – пожелала соседка, огорченная его строптивостью
– Типун тебе на язык, – не остался он в долгу
– Ладно, не будем портить праздник. А ты не будь пессимистом, а будь артистом. Подойди-ка, я тебе за доброту к животным еще коньячка французского плесну, – предложила соседка.– Любое полезное и доброе дело должно поощряться.
Суховей не соблазнился, а вышел на лоджию и вскоре послышался радостный лай Джима. На поводке завел его в комнату.
– Почему хвост не купирован? – упрекнула риелтор.
– Негоже издеваться над животным, портить красоту, – возразил художник.
– Купаж хвоста добавил бы ему шарма и сексапильности, – пояснила Виола.
– У меня свои представления о красоте: что естественно, то прекрасно, а остальное мираж, муляж, иллюзия, оптический обман.
– Подруга для вязки у Джима есть?
– Конечно, такой же породы Керри.
– Пусть ее владелец отдает половину щенков.
– Зачем они мне? Едва хватает денег на прокорм Джима.
– Как, зачем? Для продажи. Породистый щенок стоит от двухсот до трхсот долларов, – сообщила риелтор.
– Никогда спекулянтом не был и не буду! – решительно заявил Суховей и вместе с догом скрылся за входной дверью.
– Все-таки в художнике чувствуется благородство, аристократизм, белая кость, – произнесла Баляс, когда они остались наедине. – Наверное, дворянских кровей особь?
– Умеет старик пустить пыль в глаза, – улыбнулась Швец. – Да, в молодые годы, еще тот гусар был, гуляка, очень зажигал и кутил. Повезло ему, отхватил двухкомнатную квартиру.
– Так и тебе подфартило. Как барыня-сударыня живешь в трехкомнатной распашонке чешской планировки с паркетом.
– Да, очень повезло? – с давней обидой произнесла Швец. – Чтобы ее получить пришлось одному хапуге из отдела по учету и распределению жилья отвалить крупную сумму и еще пять лет бесплатно давала по первому звонку. Ненасытный был, заездил он меня. Очень обрадовалась, когда сотрудники из ОБХСС взяли жирного борова за холку. Погорел на крупной взятке и загремел на десять лет. Так ему и надо. Дошла моя молитва до Моисея, заступника нашего. Ох, и натерпелась я от садиста….
– В самом начале заявила бы в милицию или прокуратуру, – промолвила Баляс.
– Ты, что, сдурела?! У меня бы сразу забрали квартиру, впаяли бы срок за дачу взятки. Он меня этим шантажировал, держал на крючке, нагло требовал натуры, то есть сексу.
– Да, пожалуй, ты права. Пришлось бы тебе, подруга, попариться на нарах в камере с «ароматной» парашей…
– Типун тебе на язык. Господь миловал. А для себя я сделала вывод: чем человек богаче, тем жаднее.
– Мг, это и ежу понятно, – усмехнулась Баляс. – Тебе еще крупно повезло, что не конфисковали квартиру, полученную за взятку и блуд вне очереди.