Рахиль. Роман с клеймами
Шрифт:
– Увидимся в два пятнадцать, – сказал он. – Ты можешь там быть ровно в пятнадцать минут третьего?
– Могу, – сказал я. – А к чему такая точность?
– Потом объясню. Не опаздывай, а то ты меня подведешь.
Я не хотел никого подводить, поэтому вошел в Александровский сад без пяти два. Когда я звонил Николаю, во мне теплилась смутная надежда на то, что он пригласит меня к себе домой, и я хотя бы мельком смогу увидеться там с Натальей. Расхаживая теперь по заснеженной аллее, я немного грустил оттого, что этим надеждам не суждено было сбыться, однако в то же самое время испытывал странное облегчение, поскольку
Я присел на одну из скамеек и вспомнил, как рыдал в детстве, случайно увидев свой украденный велосипед под чьей-то промчавшейся мимо меня чужой отвратительной задницей. Самым обидным казалось то, что велосипед этой заднице совершенно не подходил. Он был ей абсолютно чужим, и я мог поклясться, что в считаные секунды, когда он пронесся мимо меня, я успел отчетливо ощутить тот ужасающий дискомфорт, от которого он страдал под неправильным игом чужих ягодиц.
Так или иначе, но слезы мои были гораздо крупнее, обильнее и, кажется, даже более соленые на вкус, чем за месяц до этого, когда, собственно, и произошла утрата. Точнее, мировоззренческая дефлорация, поскольку девственная вера в человечество после этого происшествия в моей душе, разумеется, не восстановилась уже никогда. Физиология есть физиология. Впрочем, это был далеко не единственный случай в моей жизни, когда процесс потери оказался необратимым.
– Здорово, профессор, – жизнерадостно сказал Николай, подходя к моей скамейке. – Мерзнешь? Чего так оделся легко? Новый год скоро, а ты в плаще.
– Он на меховой подстежке. К тому же по радио обещали потепление.
– А ты все ждешь, когда тебе чего-нибудь пообещают? Хочешь, я тебе денег дам? В долг. Потом вернешь, когда будут. Купи себе пальтецо.
– Нет, спасибо. Я хотел о другом поговорить…
– Сейчас, подожди! – он остановил меня властным жестом. – Достань сигареты и дай мне закурить. Быстро!
Его тон изменился так неожиданно, что я опешил и на мгновение оцепенел.
– Давай, давай, – сдавленным голосом прошипел он. – Не сиди как истукан. Шевелись!
Я запустил руку в карман плаща и вынул оттуда мятую пачку.
– У меня «Беломор»…
– Неважно, – сказал он и нагнулся ко мне, чтобы прикурить. – Прошли?
– Что? – Я был абсолютно сбит с толку его поведением.
– Двое сзади меня. Один в такой дутой оранжевой куртке. Прошли или нет?
Я повернул голову вслед удаляющейся паре.
– Прошли. А кто это?
– Неважно. Как только сядут на скамейку в дальнем конце аллеи, скажешь мне. Понял?
– Да.
Он продолжал стоять, склонившись ко мне, как будто что-то мне говорил, а я косил глазами в сторону, чтобы, во-первых, уследить за оранжевой курткой, а во-вторых, не смотреть в его зрачки, которые весело блестели прямо перед моим лицом.
– Давай, давай, профессор, помогай Родине.
Я не был уверен, что он это сказал, но в тот момент мне так показалось. Хотя губы его оставались практически неподвижны.
– Сели, –
– Отлично.
Он наконец выпрямился, затянулся папиросой поглубже, подмигнул, сел на скамейку рядом со мной и ласково обнял меня за плечи.
– Вот так и сидим, – негромко сказал он.
– Что происходит?
– Работаем, профессор. Ловим шпионов. А ты как хотел? Середина рабочего дня. Ты что, думал, я ради тебя отложу работу? Радуйся, что я к тебе домой с ней не пришел. Ты, кстати, где живешь? Мои ребята пробили – тебя нигде нет. Квартиру твой сын продал. В бомжи, что ли, решил податься?
– Это мое дело. Где хочу, там и живу.
– Ладно, профессор, не ерепенься. Я просто так спросил. Живи, где хочешь.
Мы посидели так еще пять минут, не говоря друг другу ни слова. Ситуация все больше напоминала дурной сон. Причем снился этот сон явно не мне. Каким-то образом я угодил в одно из сновидений Николая. Впрочем, если это все снилось ему, тогда сон, возможно, был не такой уж дурной. Кто его знает, к чему он привык на своей работе.
– Сейчас этот в оранжевой куртке уйдет, – сказал Николай. – Ему надо позвонить жене.
– Да? Откуда ты знаешь?
– Это мой человек. Мы пришли за вторым. Нас интересует высокий в пальто. Вот видишь, оранжевый встал и пошел. Сейчас подойдет дама.
– Она тоже твой человек?
– Нет, ей надо с кем-нибудь переспать.
– Понятно, – сказал я, хотя все это мне было совершенно непонятно.
– Я имею в виду – за деньги.
– Ага, – кивнул я, как будто мысль насчет денег многое проясняла. – Интересно, но если она не твой человек, откуда ты знаешь, что она подойдет?
Николай впервые оторвал взгляд от мужчины в темно-синем пальто и посмотрел на меня.
– Подойдет, куда она денется? Они всегда здесь подходят. Это такая скамейка. Богатые стервы покупают себе мужиков. Хочешь заработать – сам можешь попробовать. Сейчас мы его заберем, а ты потом сядь туда и подожди пять минут. Может, на свои лекции после этого ходить не захочешь.
– Да ты что? Правда бывают такие скамейки?
– Я тебе больше скажу – бывают такие бабы. Ну ты даешь, профессор. Совсем в своем институте мхом оброс. А жизнь тем временем идет мимо. Рыночные отношения на дворе. За полчаса на этой скамейке заработаешь три своих профессорских оклада. Как минимум. Хотя не знаю – сумеешь ли? Для местной публики, наверное, староват. Надо тебе подумать над своим маркетингом. Внимание!
К мужчине в синем пальто подошла женщина, о чем-то спросила его и пошла дальше, покачивая голубым пластиковым пакетом с огромной латинской буквой «L».
– Отбой, – сказал Николай. – Ложная тревога.
– А зачем его арестовывать именно так? Подойди к нему и надень наручники, или что вы там обычно при этом делаете… Выкрути руки…
– Злой ты, профессор, – усмехнулся он. – А работа у нас, между прочим, полезная. И даже иногда опасная. Просто на этого у меня ничего нет. А он сегодня улетит к себе в Осло. Пробовали подсылать ему проституток, он им отказывал. Наркотики не подбросишь – не тот персонаж. Тоже, как ты, профессор. Норвежский консул будет просто смеяться нам в лицо. А мне надо-то задержать его в России всего на семьдесят два часа. Понимаешь? Поэтому и сидим здесь. Сейчас дамочка подойдет, а потом ты включаешься в дело.