Ракетчики
Шрифт:
— Из-за Саддама. Он недоговороспособен. Нельзя с ним иметь дело. Толя…
— Операция «Вавилонская рокировка» готова.
— Отлично. Мы сменим в Ираке лидера, после этого можно будет поставлять оружие.
— А какие наши стратегические планы?
— Втянуть американцев в Ирак и захлопнуть мышеловку.
— Последнее время русские диверсанты проводят много терактов на объектах нефтепереработки и транспортировки.
— И по флоту — подобные сведения. Много танкеров тонет. Я даже построил график нарастания подводной активности. Но мы им готовим сюрприз: завершается разработка боевого звукового комплекса
— Чего это вы намудрили, адмирал?
— Это большие листы металла. Они являются генераторами звуковых волн в воде. Изменением углов ориентации можно менять точки фокуса. Если держать в фокусе торпеду или боевого пловца, то они будут уничтожены. По бортам ставим несколько штук. Значительно лучше бомбомётов с точки зрения противодиверсионных мероприятий. И расходных частей нет.
— Круто. А у меня — одно дерьмо. По всей Европе сербы вырезают агентов, целыми посольствами и партиями. Политическими. Причём, в данном случае, работают именно сербы, без кавычек.
— Это всё равно происки русских. Давайте их бомбить!
— Это ясно. Самое дерьмо в том, что я присоединяюсь к Президенту: надо их бомбить, пока ещё можем.
— Для флота желателен больший запас топлива. Бомбы сбрасывают самолёты. Самолёт нужно заправлять бензином. Бензин — это нефть. Напоминаю: нам взорвали наши стратегические нефтехранилища. Чем мне самолёты заправлять? Я — за Ирак.
— ВВС понесли в Югославии слишком большие потери. Желательно восполнить. Нужна пауза, промышленность самолёты не рисует.
— А для Ирака, я надеюсь, сил хватит? Операция «Близнецы» давно готова.
— АНБ, и меня лично, заботит другая новость. В Мексике наш кандидат проиграл актрисочке: Пенелопе Гонсалес. Я бы сказал, чувствовался почерк Джокера. Пиар был, такой… Специфический, риторика антиамериканская. «Продадим больше наркотиков США — станем богаче!» Как вам это?
— Дерьмо!
— Дерьмо — не то слово. По косвенным данным, её контролирует мексиканское отделение управления «Б».
— Нашего?
— Нет, к сожалению — русского.
— Чёрт!! Как она выиграла?
— Несколько кандидатов в Президенты Мексики сняли кандидатуры, два кандидата погибло, а наш кандидат в Президенты был запуган настолько, что на теледебатах двух слов связать не мог. Сериалы, опять же… Звезда!
— Твою мать!
— Саня, но ведь мало доказательств. Ты вводишь спорные исторические идеи, практически не подкреплённые фактами. С той же Жрецией, например. Наука история превратилась в балаган: Фоменко спорит по телевизору с Дёминым, другими ведистами. Они что-то доказывают друг дружке. По ходу дела, рушат представления людей. У них головы кипят!
— Что-то я не заметил по тебе, Тоня, что бы быстрое изменение жизни в нашей стране тебе взорвало мозг. Доучилась, изобретаешь, терпишь выходки Тюрина, «строишь» коллег, растишь детей. Всё успеваешь, голова на месте.
— У меня ум молодой, восприимчивый, а вот моим родителям — тяжко.
— Чего их сюда не вытащила?
— Сами не захотели. Они недавно в Крыму отдыхали. Ты ушёл от ответа. Где доказательства, что ахейцы — не эллины?
— На морде лица. Нынешнее население Жреции: типичные семиты. Горбатые носы, короткие кривые ножки, курчавые волосы и т. д. А посмотри на их памятники. Точнее, на те памятники, что считают ихними. Типичные наши люди. Славянский тип внешности.
— Народ, хватит вылёживаться, как морские котики. Айда купаться! Брательник, догонишь меня?
— Знаешь, в чём разница между нами, русскими, и американцами, хоть они
— Совсем обрусел, Ванька.
— Да, привык к нашей культуре, мне нравится. А туда бы не вернулся ни за какие деньги. Вот, вы знаете, что там родители выставляют детей в 18 лет на улицу и не помогают деньгами?
— Жуть!
— Да-да, Лена, жуть. Жуть не это, а то, что они потом редко общаются. Только в сёлах, на фермах, как у меня, иначе. Вот скажи мне честно, Александр: почему с нами реально родычаешься? То, что побратался, давно минуло, будем считать, что ты загладил ошибку своего волхования. А теперь — зачем?
— А, может, мне Тоня нравится?
— Не. Не верю. Ничто тебе не нравится. Вообще не понимаю, что тобой движет.
— Нет в моей душе чувств, братец. Нет ни ненависти к врагам, которые хотят стереть нас в порошок, ни любви… Воля и игра. Игра, впрочем, удовольствия не доставляет, но занимает ум. На том и стою. Впрочем, нет. Я не склонен к самоанализу и рефлексии, скорее к действиям. Ты заставил меня задуматься. Скорее всего, есть некоторые стимулы. Слова не передают точно суть, но можно сказать, что у меня болит душа, которую терзает совесть. Совесть кричит прямо в мозг: «Только ты уверен на 100 %, что вас всех уничтожат! Только ты будешь бороться до конца!» Учитывая мою должность, поневоле осознаю ответственность. Приходится быть мессией. Это не относится к чувствам, никакой эмоциональной окраски не даёт. Что-то более высокое. Светозар приходил во сне, назвал это связью с Божественным Духом. Я это перевожу на язык программирования: подключка к программному уровню. Явь отражает законы Прави. Программы Прави не предусматривают уничтожение нашего народа. По крайней мере, как минимум, борются с этим. Может, мой приход назад, не случаен. Совесть заставляет спасать народ. Есть ещё любовь, но 3-го типа: не к партии, не к женщине, даже не к Родине, хотя это уже ближе. Нравятся мне наши люди: открытые, искренние, слегка наивные. А почему с вами родычаюсь реально? Мне с вами комфортно, спокойно. Вы — предсказуемые: Тоня — влюблённо-старательная, ты — ностальгирующе-преданный. Простые и понятные. Теоретически, у меня есть братья и сестры: по матери от Ковалёва. Но они все маленькие, скорее племянники. Вы хоть с работой не связаны, имею реальный отдых. С генералами разговор обязательно заходит о работе. Отдыха не получается. Ещё: детям лошади нравятся. Вроде, наши дети нормально играют. Тоже фактор. А чего ты такой подорванный? С последнего раза, на день рождения Иры, ты изменился. Что-то случилось?
— Леночка, пойди к Тоне, нам нужно поговорить наедине, ладно? Без обид.
— Я засиделся в учебке. Не хватает боя. Адреналина. Оскомину по войне сбил, но чувствую: прирастаю к юбке. Тоня, дети, они своей любовью привязывают и размягчают. Боюсь, потеряю квалификацию. Я должен учить своих ребят быть волками, а сам становлюсь квартирной собачкой.
— Ну, вот, сглазил. И ты — о работе.
— У меня проблема, а ты смеёшься, брат называется.
— Ладно, сам напросился. Намечается у меня пара ответственных операций. Могу поставить куратором обоих, или руководителем любой. Но предупреждаю: обе — нерядовые, важные, очень трудные и опасные.