Раковый корпус
Шрифт:
Так, потряхиваемая трамваем, на задней площадке, где кондукторша громко обличала какого-то молодого человека, не купившего билет (а он слушал и не покупал), Зоя достояла до конца. Трамвай начал делать круг, по другую сторону круга уже толпились, его ожидая. Соскочил на ходу стыдимый молодой человек. Соскочил пацанёнок. И Зоя тоже ловко соскочила на ходу, потому что отсюда было короче.
И была уже одна минута девятого, и Зоя припустила бежать по извилистой асфальтовой дорожке медгородка. Как сестре, бежать ей было нельзя,
Пока она добежала до ракового корпуса, пальто сняла, халат надела и поднялась наверх – было уже десять минут девятого, и несдобровать бы ей, если б дежурство сдавала Олимпиада Владиславовна; Мария б тоже ей с недобрым выражением выговорила за десять минут, как за полсмены. Но, к счастью, дежурил перед ней студент же Тургун, каракалпак, который и вообще был снисходителен, а к ней особенно. Он хотел в наказание хлопнуть её пониже спины, но она не далась, оба смеялись, и она же ещё сама подтолкнула его по лестнице.
Студент-студент, но, как национальный кадр, он уже получил назначение главврачом сельской больницы и так несолидно мог вести себя только последние вольные месяцы.
Осталась Зое от Тургуна тетрадь назначений да ещё особое задание от старшей сестры Миты. В воскресенье не было обходов, сокращались процедуры, не было больных после трансфузии, добавлялась, правда, забота, чтобы родственники не лезли в палаты без разрешения дежурного врача, – и вот Мита перекладывала на дежурящих днём в воскресенье часть своей безконечной статистической работы, которую она не могла успеть сделать.
Сегодня это была обработка толстой пачки больничных карт за декабрь минувшего 1954 года. Вытянув кругло губы, как бы для свиста, Зоя со щёлком пропускала пальцем по углам этих карточек, соображая, сколько ж их тут штук и останется ли время ей повышивать, – как почувствовала рядом высокую тень. Зоя неудивлённо повернула голову и увидела Костоглотова. Он был чисто выбрит, почти причёсан, и только шрам на подбородке, как всегда, напоминал о разбойном происхождении.
– Доброе утро, Зоенька, – сказал он совсем по-джентльменски.
– Доброе утро, – качнула она головой, будто чем-то недовольная или в чём-то сомневаясь, а на самом деле – просто так.
Он смотрел на неё тёмно-карими глазищами.
– Но я не вижу – выполнили вы мою просьбу или нет?
– Какую просьбу? – с удивлением нахмурилась Зоя (это у неё всегда хорошо получалось).
– Вы не помните? А я на эту просьбу загадал.
– Вы брали у меня патанатомию – вот это я хорошо помню.
– И я вам её сейчас верну. Спасибо.
– Разобрались?
– Мне кажется, что нужно – всё понял.
– Я принесла вам вред? – без игры спросила Зоя. – Я раскаивалась.
– Нет-нет, Зоенька! – В виде возражения он чуть коснулся её руки. – Наоборот, эта книга меня подбодрила. Вы просто золотце, что дали. Но… – он смотрел на её шею, – верхнюю пуговичку халата – расстегните, пожалуйста.
– За-чем?? – сильно удивилась Зоя (это у неё тоже очень хорошо получалось). – Мне не жарко!
– Наоборот, вы – вся красная.
– Да, в самом деле, – рассмеялась она добродушно, ей и действительно хотелось отложить халат, она ещё не отпыхалась от бега и возни с Тургуном. И она отложила.
Засветились золотинки в сером.
Костоглотов посмотрел увеличенными глазами и сказал почти без голоса:
– Вот хорошо. Спасибо. Потом покажете больше?
– Смотря что вы загадали.
– Я скажу, только позже, ладно? Мы же сегодня побудем вместе?
Зоя обвела глазами кругообразно, как кукла.
– Только если вы придёте мне помогать. Я потому и запарилась, что у меня сегодня много работы.
– Если колоть живых людей иглами – я не помощник.
– А если заниматься медстатистикой? Наводить тень на плетень?
– Статистику я уважаю. Когда она не засекречена.
– Так приходите после завтрака, – улыбнулась ему Зоя авансом за помощь.
Уже разносили по палатам завтрак.
Ещё в пятницу утром, сменяясь с дежурства, заинтересованная ночным разговором, Зоя пошла и посмотрела карточку Костоглотова в регистратуре.
Оказалось, что звали его Олег Филимонович (тяжеловесное отчество было под стать неприятной фамилии, а имя смягчало). Он был рождения 1920 года и при своих полных тридцати четырёх годах действительно не женат, что довольно-таки невероятно, и действительно жил в каком-то Уш-Тереке. Родственников у него не было никаких (в онкодиспансере обязательно записывали адреса родственников). По специальности он был топограф, а работал землеустроителем.
От всего этого не яснее стало, а только темней.
Сегодня же в тетради назначений она прочла, что с пятницы ему стали делать ежедневно инъекции синэстрола по два кубика внутримышечно.
Это должен был делать вечерний дежурный, значит, сегодня – не она. Но Зоя покрутила вытянутыми круглыми губами, как рыльцем.
После завтрака Костоглотов принёс учебник патанатомии и пришёл помогать, но теперь Зоя бегала по палатам и разносила лекарства, которые надо было пить и глотать три и четыре раза в день.
Наконец они сели за её столик. Зоя достала большой лист для черновой разграфки, куда надо было палочками переносить все сведения, стала объяснять (она и сама уже подзабыла, как тут надо) и графить, прикладывая большую тяжеловатую линейку.
Вообще-то, Зоя знала цену таким «помощникам» – молодым людям и холостым мужчинам (да и женатым тоже): всякая такая помощь превращалась в зубоскальство, шуточки, ухаживание и ошибки в ведомости. Но Зоя шла на эти ошибки, потому что самое неизобретательное ухаживание всё-таки интереснее самой глубокомысленной ведомости. Зоя не против была продолжить сегодня игру, украшающую часы дежурства.