Ракурсы
Шрифт:
Точно сейчас не помню, но, кажется, я тогда заорал, как резаный, от возбуждения и ринулся вон из комнаты, из квартиры, из дома, едва успев по пути прыгнуть в свои ботинки. Когда я вылетел на лестничную площадку, услышал позади отчаянный крик:
– Эй, подожди. Я с тобой.
Я не обратил на него особого внимания и ждать не стал. Перепрыгивая через четыре ступеньки, я скатился по лестнице вниз, выбежал из подъезда и быстрым шагом пошел по приснопамятной улице Бакунина.
Было, наверное, раннее утро. На улице никого – ни людей, ни машин. И поэтому, пройдя метров пятьдесят, я очень удивился, услышав сзади внезапный автомобильный взвизг, скрежет и человеческий вопль, а затем мощный рев движка и звук набираемой скорости.
Я оглянулся и в тот же миг мимо меня пронеслась черная «Волга» с затемненными стеклами и без номеров. Я смотрел ей вслед секунды две, после чего она, никуда не сворачивая, вдруг исчезла, как будто была натуральным привидением. Просто испарилась на ровном месте. Тогда я снова обернулся и увидел что-то лежащее на дороге. Издалека я не мог хорошо рассмотреть, что это такое, и подошел поближе.
Это был тот парень, который хотел застрелиться и чей крик я услышал на лестнице. Я узнал его по клетчатой майке и зеленым штанам – от головы осталась только кровавая лепешка. Возле ног его растеклась, как мне показалось сначала, какая-то прозрачно-белесая слизь. И только присмотревшись внимательней, я понял, что это такое и почему парень попал под колеса. Это была большая, частично размазанная по асфальту медуза с каким-то бледным рисунком на спине. Парень поскользнулся на медузе, невесть откуда здесь взявшейся. И голову ему расплющила тоже невесть откуда вынырнувшая и черт знает куда и как пропавшая черная тачка-привидение.
Мне стало страшно. В воздухе отчетливо запахло жутью.
Я вспомнил его слова, сказанные после того, как он попросил пистолет, чтобы застрелиться: «Мерзкие, скользкие медузы…»
И рванул на спринтерской скорости прочь от проклятого места.
5
Где-то через неделю, после того, как у меня перестали трястись руки, я отыскал и со всей тщательностью трижды перепроверил дом № 11 по улице Акунина.
Дверь квартиры № 58 открыл непроспавшийся с виду, но при этом со строгим взглядом парень. Лет ему можно было дать сколько угодно – от восемнадцати до сорока. На нем были черные штаны и оранжевая жилетка, надетая на голое тело. Почему-то это очень походило на униформу, и я подумал, что где-то уже видел такую.
– Здрассьте, – сказал я. – Я от Джокера.
Униформист быстро цапнул меня за плечо, втащил в квартиру и захлопнул дверь.
– Мне нужен Лоцман, – я решил брать быка за рога, чтобы сразу же прояснить все возможные иронии судьбы, если таковые будут иметь место.
– Так-таки и нужен? – с непонятной мне желчностью в голосе спросил парень.
– Да.
Я вспомнил, где видел эти оранжевые жилетки. Это была универсальная одежда из категории «Мода для народа», и носили ее преимущественно дорожные рабочие обоего пола. Долго думать о причинах ее появления на шаманской хате я не стал. Может, они здесь исповедуют братание с пролетариатом, а может, это знак побратимства с тибетскими монахами – какая разница?
– Лоцмана нет, – тем же мрачно-язвительным тоном сообщил разновозрастный парень.
– Я могу подождать, – предложил я с нахальством, которое в разных обстоятельствах жизни вполне может играть роль вежливости.
Парень пожал плечами и ушел в комнату. Я за ним. По пути через полуприкрытую дверь другой комнаты я уцепил фрагмент сцены из жизни шаманов: за круглым столом на трех ножках сидели трое и оцепенело пялились на что-то лежащее перед ними. На этих униформы не было, но их синхронная одеревенелость и без того стирала между ними любые различия. Три чурбачка, занятых чем-то недосягаемым. Словом, шаманский промысел. Я сразу же проникся к ним уважением и прошел мимо двери на цыпочках.
В той комнате, куда я попал вслед за парнем в жилетке, господствовал уютный спартанский стиль. Ничего лишнего – узкая деревянная скамейка (похоже, спертая откуда-то из деревни), двуспальный матрас на полу, две табуретки (гарнитурного вида) и офисное кресло на колесиках. Вместо стола – широкий подоконник с окурками в тарелке, сушеными грибами на обрывке газеты, пустой бутылкой из-под водки и пакетиком жареного арахиса. На потолке – лампочка Ильича. Стены заляпаны страницами цветных журналов. Все вместе это производило глубоко мистическое впечатление.
Жилетка сел на лавку, вытянул ноги и зевнул.
– Зарезали Лоцмана, – вдруг сообщил он мне совершенно бесстрастным, даже скучным голосом.
– Когда? – поразился я, падая на табурет.
– Третьего дня.
Я почувствовал себя обманутым.
– Так вы же сказали, чтобы я подождал его.
– Ничего я тебе не говорил. А ты что, куда-то торопишься?
– Нет.
– Ну так и жди себе, раз притрюхал.
– Ладно, – ответил я. – А чего ждать?
– Лоцмана. Ты ж к нему приперся?
– А-а… Ну да. К нему. То есть вообще к вам.
Наверное, я чего-то недопонял в его скупых объяснениях и поэтому спросил:
– А где он сейчас?
– Лоцман-то? В морге, где ж ему еще быть.
– Понятно, – сказал я, но, по правде говоря, понятного было мало.
Тогда я решил сменить тему.
– А чем заняты эти трое? – я махнул рукой за стену.
– Отрабатывают Уджаяну.
– Чего? – я невежественно вытаращился на Жилетку.
– Контакт устанавливают, – снисходительно пояснил он.
– С кем?
– С Лоцманом.
– А-а… он же… того?
– Смерти нет, – скучным, дежурным тоном проговорил Жилетка.
Я ему не поверил и продолжал таращиться.
– А кладбища есть?
– Кладбища есть, – кивнул Жилетка и объяснил: – Для непосвященных.
Я тут же почувствовал себя непосвященным и хотел было воспользоваться моментом, чтобы намекнуть ему: мол, неплохо бы сделаться посвященным, но он не дал мне раскрыть рта.
– Смотри, – торжественно сказал Жилетка и протянул руку в сторону двери.
Я посмотрел – с опаской, потому что решил, что сейчас увижу оживший труп зарезанного Лоцмана.
Но его там пока не было.
– Не позднее ночи он войдет в эту дверь.
Я напрягся, обдумывая сказанное. Вкратце итог моих умственных усилий был таков: если смерть может случиться в результате страхолюдной чертовщины (коей свидетелем я стал неделю назад), то почему бы этой же чертовщине не сделаться причиной воскрешения покойного мага (шамана)? Или, в переводе на простой, понятный язык: чем черт не шутит? Так говаривала иногда моя бабка, рыща по дому в поисках спрятанных мною из хулиганских побуждений очков, ножниц, поварешек и другой хозяйственной утвари. Позднее я узнал, как назывались мои проказы – полтергейст и барабашки. Правда, перевести свои безобразия на научную основу мне не довелось – бабка к тому времени уже померла…