Ракушкино детство. Невыдуманные истории. Часть 1
Шрифт:
А однажды зимой Ракушка выбежала из дома в одном халате, чтобы покормить снегирей хлебом. Раньше зимой часто можно было видеть этих птиц. Они стаями собирались на деревьях. Это выглядело очень красиво: как будто красные яблоки висят на усыпанных снегом ветках.
Ракушка побоялась, что снегири улетят. Выбежала на улицу, даже не накинув пальто.
А Баб-Бэл тихонечко закрыла дверь. И сколько Ракушка ни стучала, так и не открыла. От обиды Маша не пошла к соседям. Как была в одном халате и в тапках, так и приехала к маме на работу. Девочка хорошо знала дорогу, потому что мама часто брала её с собой, когда работала в утреннюю смену. Прохожие, конечно, очень удивлялись, что «такая маленькая» зимой в одном халате бежит. А раньше зимы были не такие, как сейчас. Кругом были большие сугробы. И между ними – тропинки.
Хорошо, что остановка находилась недалеко. А в автобусах хорошо топили.
Мама была очень сердита на Баб-Бэл и собиралась вечером всё высказать ей. Но… Баб-Бэл понимала свою вину и дня три вообще не показывалась.
Как ни странно, Ракушка даже не заболела. Прошло время. И всё забылось.
Возле дома росла сирень. За много лет деревья разрослись так, что ветки, которые никто не обрезал, упирались прямо в окна и закрывали солнечный свет.
Но летом было хорошо: сирень спасала от жары. В комнате у Маши всегда стояла прохлада. Приходилось даже носки надевать – ноги мёрзли.
В другом доме, напротив, жила одинокая старенькая бабуля. Звали её баба Мила. Она была очень добрая и всегда всех жалела. Ракушка часто приходила к ней в гости.
Большую часть времени баба Мила проводила в церкви – с утра рано уходила и приходила домой поздно вечером. Вся одежда у неё – рубашка, юбка, платок – были чёрного цвета. Как у монашек. Очень редко, по большим праздникам бабуля надевала длинную белую холщовую рубаху.
Дом Бабы Милы был маленьким. Всего одна комната, чисто выбеленная – раньше стены белили мелом. Если к такой стене прислонишься, то испачкаешься. Один угол от пола до потолка был весь завешан иконами, и перед ними всегда горела лампадка. Поэтому в комнате всегда пахло лампадным маслом.
И было тихо, как в церкви. У Бабы Милы не было ни радио, ни телевизора.
– А зачем оно мне? Мне и так не скучно! – говорила она.
Единственное маленькое окошко в доме располагалось высоко, почему-то прямо под потолком. На нем не было шторки. И если бы не белые меловые стены, то в комнате было бы темно, как в сарае.
Под окошком стояла железная кровать. С всегда холодными грядушками. Кровать была аккуратно застелена белым покрывалом – его баба Мила сама связала крючком. А сверху лежали друг на дружке две огромные подушки в белоснежных наволочках.
Посередине комнаты стоял большой круглый старинный чёрный стол без скатерти с резными ножками и два старых стула. На мебели были какие-то трещины, выбоины. Местами лак сильно стёрся.
На стулья Ракушка вообще боялась садиться, потому что они сильно скрипели и шатались. Кстати сказать, баба Мила тоже никогда не садилась на стулья.
Они, видимо, стояли для красоты. Она садилась или на кровать, или на маленькую устойчивую табуретку.
Белоснежную скатерть баба Мила стелила только по праздникам. Особенно нравилась Ракушке Пасха. Баба Мила всю ночь пекла вкуснейшие куличи, красила в луковой шелухе яйца и потом всех угощала.
Привычной электрической лампочки в доме не было. С потолка прямо над столом висел коротенький ржавый провод с пустым патроном. Вечерами, когда темнело, баба Мила зажигала керосиновую лампу, которая стояла посередине стола. И тогда по потолку и по стенам бегали тени от её горящего фитилька. Ракушке было немножко страшно из-за этого.
Напротив кровати, у другой стены стоял огромный чёрный сундук. Как и стол, тоже старый и весь потрескавшийся. На сундуке висел большой замок. Наверно, там вещи бабы Милы лежали. Шкафа-то в комнате не было.
Иногда бабуля оставляла Ракушку ночевать у себя, когда мама задерживалась допоздна на работе. Посередине стола горела керосиновая лампа. Свет от неё был тусклый. В комнате было темно.
В такие вечера баба Мила сидела на табуретке и вязала большим крючком круглые цветные половики из полосок, нарезанных из разных старых тряпок, и связанных между собой узелками. Весь пол был устлан такими половиками. Смотрелось очень просто и красиво.
Сначала Маша раскладывала на столе свои ракушки. И, опираясь на стол, долго рассматривала их. Перламутровые ракушки при свете дрожащего фитилька лампы загадочно поблёскивали. Маша брала каждую раковину и показывала бабуле, рассказывая кто, когда и откуда её привез.
В ответ Баба Мила улыбалась и довольно кивала головой. Потом Ракушка помогала бабушке связывать тряпочки, а та вязала большим крючком узоры и тихо рассказывала о непонятном тогда Ракушке – Боге.
Крючок был длинный. И Маша, шутя, брала пальчиками верхний край крючка и говорила:
– Смотри, Баб Мил, я тебе помогаю.
– Так и сама вязать научишься. Ты только запоминай. Это не сложно. В жизни всё надо понемножку уметь, – отвечала бабуля.
Когда на улице совсем темнело, баба Мила стелила постель девочке на том самом сундуке. Маша потихоньку засыпала. А старушка потом ещё долго молилась перед иконами. Позже баба Мила научила Ракушку креститься и даже брала с собой в церковь.
Баба Мила часто варила густой ароматный суп с фасолью. И всегда звала Ракушку, угощала её.
А в третьем доме с родителями жил Машин друг – Женька. С ними жила бабушка – мама Женькиного папы. Женька был на год младше Ракушки. Он был такой же светловолосый с голубыми глазами. И все, кто их не знал, думали, что они брат с сестрой.
Родители Женьки, и мама, и папа работали в одной организации. Они вместе уходили рано утром и приходили домой поздно вечером, когда Женька уже спал. Так что Ракушка их тоже редко видела. Женькиным воспитанием занималась бабушка. Звали её баба Шура. Она была очень полная. Ей было тяжело ходить, и она медленно переваливалась с ноги на ногу. А ещё баба Шура была очень строгая. В руках она часто держала полотенце, которым стегала Женьку, когда тот её не слушал.
Маша не любила ходить к мальчику в гости, потому что после игры в доме оставался бардак. Честно. В такие моменты у бабы Шуры от удивления широко раскрывались и без того большие глаза. Размахивая как обычно, полотенцем, она причитала:
– Ох – хо – хо! А ну, пострелята, быстро во двор!
Устроили здесь чёрте-что!
Хотя дети предлагали ей помочь с уборкой, бабушка Шура в ответ сердито бурчала:
– Ещё чего… опять набедокурите! Кыш отсюда! И размахивала полотенцем.