Ральф де Брикассар
Шрифт:
Женщина и мужчина смотрели друг на друга, словно несчастные звери, пораженные неизлечимой болезнью и затравленные стаей.
Кроуз поднялся, стараясь не произвести ни единого звука, как будто боялся разбудить то прочное согласие, которое соединило их в этом месте. Но Вирджиния не получила уверенности в его молчании. Только она могла вернуть ее к жизни.
— Минуту, еще минуту!.. — взмолилась женщина. — Скажите… Прошу вас… Ради всего святого… Ральф… Он ничего не узнает?..
Развращенный и порочный, Кроуз все же не был склонен к доносам. Тем более в такую минуту, когда, казалось, они поняли друг
И все-таки он и сам почувствовал, что не выдержит здесь ни минуты дольше — такой потерянной и жалкой показалась ему Вирджиния. Вместе с тем Кроуз был доволен той информацией, которую здесь получил, полагая, что в дальнейшем она ему пригодится.
Вирджиния услышала стук тяжелой двери и побежала к миссис Эллен, которой зашептала как сумасшедшая:
— Я ухожу, я ухожу. Забудьте меня… Если будут спрашивать, вы ничего не знаете. Если меня приведут сюда, вы меня не узнаете. Каждый месяц вы будете получать пятьсот долларов. Вы хотите больше? Нет? Спасибо, миссис Эллен… Если бы вы знали…
80
В душе Вирджинии в этот вечер творилось что-то неописуемое. Она ждала мужа с нетерпением и одновременно с ужасом. Знает ли он уже? Кроузу, возможно, известно, где он находится, и, выйдя от миссис Эллен… Вирджиния вдруг вспомнила, что Кроуз и Ральф играют в теннис на одном и том же корте. Конечно, Ральф бывает там не слишком часто, но…
Страх, доведенный до отчаяния, сродни ревности, когда даже малейшее предположение становится всепоглощающей уверенностью. То, что мнилось Вирджинии в ее воспаленном воображении, перешло в разряд реальности: она не сомневалась в катастрофе. Кроуз не может не рассказать! Что может удержать его? Принципы? У него их нет. Мораль? Разве она не убедилась в тщетности надежд на его сдержанность? Он скажет. Только когда? Это зависело только от демона порока, который ока чувствовала в нем. Как и он, она носила в себе свой порок.
Жалкий развратник с воспаленными от порочных видений глазами… Она думала о нем, как о себе самой, — с ожесточением и бессилием, не испытывая при этом ни сожаления, ни угрызений совести. Они оба погрязли в безжалостном сладострастии, однако она не проклинала своего прошлого, а готова была пройти снова любой из этапов этого грязного, но обжигающего страстью пути, если бы судьба распорядилась повторить какую-то часть ее жизни. Она это чувствовала, и она это знала. Кроуз шел с ней рядом по этому пути.
«Кара неизбежна, — думала Вирджиния, — кара за ошибку, совершенную однажды помутившимся мозгом. И страшное наказание вот-вот наступит… Но что будет со мной? Что ждет Ральфа?»
Желание защитить свою любовь было настолько сильным, что, заслышав приближение Ральфа, Вирджиния нашла в себе силы изменить выражение лица, однако не могла подняться и пойти ему навстречу. Звук его шагов отдавался глухими ударами в груди. Но эти шаги были спокойны… Вот он снял шляпу… остановился перед зеркалом… как всегда. А может, он тоже сдерживается?.. Затаив дыхание, Вирджиния не сводила глаз с двери, в которой он должен был появиться. Она сразу же все поймет. С каждой секундой она все
Если бы Вирджиния не почувствовала временного характера непродолжительности своего чудесного избавления, она бы благословила все, что пережила. На нее обрушился водопад добрых чувств, мыслей, звуков, жизнь вернулась в нее: Ральф улыбался! Опасения откладываются. Надолго ли? Ее глаза были полны счастливых слез.
Они провели ночь вместе. Когда Ральф уснул, словно приговоренный к смерти, Вирджиния все еще перебирала в памяти самые любимые воспоминания, большинство из которых было связано с мужем. «Он мой, еще мой, — говорила она себе. — Но скоро уйдет…» Это прекрасное лицо, это доброе сердце, принадлежавшее ей — все будет разрушено и исчезнет, поглощенное злом. Наклонившись над Ральфом, Вирджиния почти в бессознательном состоянии шептала:
— Мой дорогой, мой мальчик, когда ты узнаешь обо всем, не страдай, не надо… Почему? Зачем? Какая разница! Я люблю тебя еще больше. Без всего, что случилось, я бы не узнала, как люблю тебя. Пожалуйста, не страдай. Я не могла… Я не могла…
Она упала на подушку и долго плакала, жалея его и себя. Она оплакивала человеческую натуру, которая разделяет иногда тело и душу на две несовместимые части, каждая из которых живет по-своему и ничего не прощает другой.
Потом она вспомнила всю их жизнь рядом. Мельчайшие трогательные штрихи, о которых, казалось, она навсегда забыла, всплывали в памяти, и она повторяла, как заклинание:
— Не страдай… не надо… Сделай со мной что хочешь, но только не страдай…
Так пришло утро. И оно не принесло облегчения. Те же тревоги, мольбы и страхи держали Вирджинию в напряжении. Она была уверена, что этот неопределенный утренний свет разрушит все ее надежды. Но он сжалился тогда над ее детским страхом. Как тогда она еще была невинна, чтобы поверить в свое разоблачение! «Посторонний… единственным словом… грязным и непристойным… испортит жизнь святому человеку. Он произнесет это слово. Не устоит. Не откажет себе в таком удовольствии…» Ее мысли остановились: проснулся Ральф. Как коротка была ночь!
81
Вирджиния сделала все, чтобы подольше задержать мужа дома, вне которого на каждом перекрестке ей чудился Кроуз или его посланник. Однако работа есть работа, и Ральф все же ушел.
— Ты будешь обедать дома, хорошо? — попросила она, когда он садился в машину. — Тебе ничего не помешает?.. Ты мне обещаешь?
Время тянулось необычайно долго, и это разрывало сердце Вирджинии. В любой момент Ральф может стать посвященным в ее «подвиги»… Кроуз… Ральф… Кроуз… воображение беспрерывно рисовало ей эти два лица, одно из которых — Ральфа — бледнело и покрывалось испариной, а другое становилось все более четким, увеличивалось, гадливо улыбалось и леденило ее душу. Вирджиния физически ощущала, как ее мысли сверлят мозг. Так она не выдержит! Не стоило отпускать Ральфа! Нужно было настоять или пойти с ним! Но он бы отказался. А потом, разве она, упрашивая его, не пустила в ход все свое лучшее оружие? Лучшее? Лучшее?..