Шрифт:
Роалд Дал
Рамминз
Солнце стояло уже над холмами, туман рассеялся, и было славно шагать с собакою вдоль дороги ранним утром, особенно осенней порой, когда листья становятся желтыми и золотыми, и иногда один из них отрывается, и медленно падает, сонно кружась в воздухе, и бесшумно ложится на траву у дороги прямо перед мордою пса. Задувал легкий ветерок, и идущий мог слышать, как шумят буки, напоминая бормотанье толпы.
Это всегда было лучшим временем дня для Клода Каббеджа. Он с одобрением поглядел на рябчатые бархатистые
– - Джекии, -- позвал он мягко.
– - Эй, Джексон. Как ты себя чувствуешь, парень?
Пес полуобернулся на звук собственного имени и признательно вильнул хвостом.
Нет другой такой собаки, как Джекии, сказал себе Клод. Как он хорош своей изящной поджаростью, своей маленькой точеной головой, желтыми глазами, черным подвижным носом. Великолепная длинная шея, глубокий изгиб брюха, так что живота вообще нет. Гляди, как он бежит на кончиках лап, бесшумно, едва касаясь поверхности дороги.
– - Джексон, -- сказал он.
– - Старый добрый Джексон.
В отдалении, по правую руку, Клод мог видеть ферму Рамминза, маленькую, узкую и старую, стоящую за изгородью.
Я заверну туда, решил он. На сегодня хватит.
Рамминз, несущий ведро молока через двор, увидел его, спускающегося с дороги. Он осторожно поставил ведро и, подойдя к калитке, положил руки на верхний брус, ожидая.
– - Доброе утро, мистер Рамминз, -- сказал Клод. С Рамминзом надо было быть вежливым из-за яиц.
Рамминз кивнул и, перегнувшись через калитку, критически оглядел собаку.
– - Выглядит хорошо, -- сказал он.
– - Он хороший.
– - Как он бегает?
– - Ему только месяцев десять, мистер Рамминз. По чести говоря, он практически не обучен.
Маленькие, бусинками, глаза Рамминза надменно смотрели через калитку.
– - Я не пожалел бы и пары фунтов, поспорив, что скоро вы начнете где-нибудь тайно натаскивать его.
Клод неудобно переступил с ноги на ногу. Ему очень не нравился этот человек с широким лягушачьим ртом, редкими зубами и с быстрыми глазками; но больше всего не нравилось, что надо было быть вежливым из-за яиц.
– - Этот ваш стог напротив, -- сказал он, пытаясь сменить тему разговора, -- полон крыс.
– - В каждом стогу полно крыс.
– - Но не так, как в этом. По правде сказать, из-за этого власти несколько допекают нас.
Рамминз глянул с подозрением. Он не любил хлопот с властями. Любой человек, продающий яйца на черном рынке и забивающий свиней без разрешения, разумеется, стремится уклониться от контактов с чиновниками.
– - Какие еще хлопоты?
– - Они уже присылали крысолова.
– - Это из-за нескольких крыс?
– - Нескольких?! Иди ты! Да они там кишат!
– - Слово, мистер Рамминз. Их там сотни.
– - Неужели крысолов не переловил их?
– - Нет.
– - Почему?
– - Я полагаю, они очень хитры.
Рамминз начал задумчиво исследовать один из входов в свой нос концом большого пальца, при этом придерживая ноздрю указательным.
– - Да, не скажешь вам спасибо за этих неумех крысоловов, -- сказал он.
– - Крысоловы -- люди правительства и работают на правительство. Так что мне не за что благодарить вас.
– - Не меня, мистер Рамминз. Все крысоловы просто скользкие проныры.
– - Хорошо, -- сказал Рамминз, запуская пальцы под шляпу и почесывая голову.
– - Я как раз собирался кое-что предпринять с этим стогом. Думаю, лучше это сделать сегодня, чем когда-либо. Благодарю покорно, я не хочу, чтобы люди из правительства совали нос в мои дела.
– - Еще бы, мистер Рамминз.
– - Мы займемся с ним попозже-- Берт и я.-- С этим он повернулся и потрусил через двор.
Около трех часов дня Рамминз и Берт были видны на дороге в медленно ползущей телеге, влекомой тяжеловесной и величественной лошадью. Напротив заправочной станции повозка свернула в поле и остановилась рядом со стогом.
– - На это стоит посмотреть, -- сказал я.
– - Возьми ружье.
Клод принес ружье и сунул патроны в бриджи.
Я пересек дорогу и встал, опершись на открытую калитку. Рамминз находился уже на верху стога и перерезал веревку, скреплявшую вязку. Берт оставался в телеге, держа четырехфутовый нож.
У Берта было что-то не в порядке с одним глазом, сплошь бледно-серым на вид, как сваренный рыбий глаз, и хотя он оставался неподвижен в глазной впадине, всегда казалось, что он смотрит на вас и следит за вами, как глаза людей с некоторых музейных портретов. Где бы вы ни стояли и откуда бы Берт ни смотрел, этот ложный глаз фиксировал вас сбоку с холодным вниманием, сваренный и мутно-бледный, с маленькой черной точкой в центре, как рыбий глаз на тарелке.
По своему телосложению он был противоположностью своему отцу, короткому и коренастому, как лягушка. Берт был высок, тонок, словно бы без костей, расслабленный в суставах, и даже голова, возможно, слишком тяжелая для шеи, клонилась к плечам.
– - Вы же соорудили стог в июне, -- сказал я ему.
– - Чего ж так скоро принялись за него?
– - Отец так захотел.
– - Хорошенькое время собирать новый стог. Ноябрь.
– - Отец так захотел, -- повторил Берт, и оба его глаза, живой и мертвый, остановились на мне абсолютно пустым взглядом.
– - Устраивать себе такие хлопоты: разваливать, скирдовать, укреплять спустя всего пять месяцев.
– - Отец так захотел!-- Из носу Берта потекло, и он вытер нос тыльной стороной ладони, а ладонь вытер о штанину.
– - Иди сюда, Берт, -- позвал Рамминз, и парень полез на стог и встал на том месте, где солома задвигалась. Он взял нож и начал разрезать плотно упакованные кипы легкими пилящими движениями, держа за рукоять обеими руками и раскачиваясь всем телом. Я слышал хруст, с каким лезвие перерезало сухую солому, звук становился мягче, когда нож уходил глубоко в стог.