Рандеву с незнакомкой
Шрифт:
– Здоров, бродяга!
– Привет. Ты чего меня будишь ни свет ни заря?
– Ой, да ладно! Ну, извини, если что… Спросить я тебя хотел.
– Валяй.
– Ты в этом году на семинар едешь?
– Конечно же.
– Ну, значит, смотри. Там подъезжает вся наша толпа. Какая есть идея. Собраться на день раньше. Помнишь, там рядом была гостиница… "Вершина"… Или "Высота"… Блин, забыл!
– "Пик", – автоматически ответил Максим.
– Во-во-во! Она самая! Короче, мы всей толпой собираемся там, погудим немного, а следующим утром – на семинар. Профессура тоже обещала подтянуться, я разговаривал с этим… Из
– Да ну? – Максим напрягся. Интуиция вопила во всю силу, что сейчас произойдет что-то непоправимое.
– Ага. Привет не передавала, но сказала, что ты классный парень, правда ей тебя немного жалко. С чего это, а, Макс?
Ничего не ответив, Максим повесил трубку.
– Значит, жалко, – процедил он сквозь зубы. – Ну-ну…
А потом он взял в руки Таро.
"Ей всего лишь шестнадцать. Почти семнадцать, – твердил он, словно читая заклинание. – Это возраст жестокости. Она еще ребенок, она не ведает, что творит. Успокойся. Рассуждай хладнокровно. Она говорит "жалко"… Учитывая ее упорное молчание – что это значит? Нашла другого? Вполне реально. А если нет? Тогда при чем здесь жалость?"
До начала семинара оставалось две недели.
Время полетело вперед со скоростью выпущенной стрелы.
Холл гостиницы был заполнен людьми.
– Николай Алексеевич, рад тебя видеть в добром здравии!
– Василий, дружище! Ты все-таки нашел время?
– Оооо, кого мы видим! Семен Константинович! Наше вам с кисточкой.
Традиционный обмен приветствиями, рукопожатия, маски сняты, они уже не нужны.
Он стоял возле двери и упорно искал ее лицо. Среди собравшихся ее не было. Хотя профессор-отец присутствовал.
Катя появилась, когда компания начала рассаживаться за столом.
Их глаза встретились.
И он пытался прочесть в них ответ – уничтожающий или воскрешающий…
Зачем нам дана надежда? Чтобы полнее была жизнь или чтобы мучительнее была гибель?
Dum spiro spero. Так говорили римляне. Пока живу – надеюсь.
Но кто сказал, что умершая надежда означает окончание жизни?
Ответить на этот вопрос так просто… И так сложно.
Надо всего лишь найти в себе силу – и убить надежду.
Или жить вместе с ней. Сбывшейся или несбывшейся.
август 2008 г.
Пляжный роман в розовых тонах
Меня всегда развлекали размышления маститых психологов и сексопатологов на тему однополой любви. Логика таких рассуждений приблизительно такова же, как мнения дилетанта-поэта, который сам шуруп в стенку вкрутить не может, о действиях… ну, предположим, электромонтера. Тут, граждане, нужно либо самим пробовать, а потом делиться впечатлениями, либо молчать вообще. А выслушивать идеи очередного научного светила о недостатках однополой любви – просто откровенно скучно.
Кстати, существует мнение, что более тридцати процентов женщин – скрытые лесбиянки. Вот уж не знаю, правда это или нет, но каждая пятая собеседница в разговорах по душам честно признается,
Но, как известно, и на старуху бывает проруха. Старуха (это я) по окончании высшего учебного заведения решила махнуть на моря в студенческий лагерь. Ну, студенческим он был только по названию. Вокруг него располагалось три горы, где дикарей было раз в пять больше, чем обитателей самого лагеря. И поскольку все постоянно ходили друг к другу в гости, грань между "горцами" и "цивилизацией" стиралась напрочь.
В один из теплых июльских вечеров дружная компания собралась возле палатки, именуемой в народе "Броненосец в потёмках". Хозяин ее, по слухам – капитан дальнего плавания, обладал тремя неоспоримыми достоинствами… звучным именем Аристофаний, редким гостеприимством и солидным капиталом. Каждый вечер перед "Броненосцем" собиралась разношерстная толпа, осушавшая бесчисленное количество бокалов… в смысле, пластиковых стаканчиков, за здоровье Аристофания и его сестры Танюхи.
Подобно своему брату – Мичману, как звали его друзья, – она отличалась буйным характером. Плюс совершенно сногсшибательная внешность. Мужики на нее слетались как мухи на мед, но благоразумно держали дистанцию, поскольку Аристофаний, демонстрируя накачанные бицепсы, с легкостью мог приподнять передок "Жигулей", а честь своей сестры блюл с рвением Цербера.
Танюха, живо откликавшаяся на кличку "Старпом", была блондинкой с пропорциями 90-60-90 и лицом Линды Евангелисты. В свои восемнадцать она уже успела прослыть роковой женщиной; ходили легенды, будто из-за нее даже кого-то успели пристрелить. Танька эти слухи не подтверждала, но и не опровергала.
Когда я подошла к "Броненосцу в потёмках", там уже собралась приличная орава. Старпом во всю силу своих могучих легких кричала, стараясь перекрыть мяуканье магнитофона и бренчание гитары…
– Обормоты! Кто может живо смотаться за водкой? Мичман нас субсидирует.
К Таньке рванулось сразу несколько человек.
– Тише, тише, безумные русские! Хватит только одного посланца. Витек, выруби магнитофон, он у тебя все равно тянет. – Она повернулась в мою сторону. – Ба, кого зрят мои очи! Опера Ля Скала! Эй, ты, гитараст! Отдай инструмент в руки профессионала!
Юноша с мутным пьяным взором, тщетно пытавшийся извлечь из гитары аккорд, приподнялся, протянул мне шестиструнку, споткнулся о чье-то тело и плавно спикировал носом вниз. Гитара жалобно звякнула, а молодой человек в поисках опоры ухватился за мои колени.
– Если ты ее сломал, я тебя покалечу! – Раздался рев Аристофания.
– Кого, Иру, что ли? – Полюбопытствовала Старпом, с интересом глядя, как я с брезгливым выражением лица отодвигаю от себя незадачливого музыканта. – Так она сама кого хочешь покалечит.