Рандеву
Шрифт:
31
В одной из тех деревень на берегу реки, которые любили туристы, не более чем в двадцати минутах езды от нашего дома каждую неделю в понедельник утром работал рынок. Палатки с мясом, зеленью, сыром, рыбой, а также с одеждой, посудой, украшениями и сувенирами.
Торговцы оккупировали площадь и две прилегающие к ней улочки. Я обнаружила ирландского пивовара и палатку пасечника, продававшего мед и свечи. Нетрудно представить, что летом здесь придется ходить в толпе, шаркая и наступая друг другу на пятки. Впрочем, сейчас тут было довольно спокойно. Стояло замечательное
Я пересекла рынок наискосок — шла к отделению банка «Креди Агриколь» [47] . Вставила карточку в банкомат. Набрав пин-код, засомневалась. Двести пятьдесят евро — деньги немаленькие, но мысль о том, что в данный момент с нашего счета много списывалось на зарплату рабочим и на строительные материалы, меня успокоила. Эрик вряд ли обратит внимание на подобную сумму. Мне на глаза попадались счета на пятьсот, тысячу сто, тысячу восемьсот евро…
Может быть, взять еще прямо сейчас? Одна и та же сумма, которая снимается еженедельно, скорее привлечет внимание в месячной выписке банка, чем разные, распределенные во времени.
47
«Креди Агриколь» (фр. Credit Agricole) — французское отделение банка, изначально организованного для аграрного сектора экономики. Самый крупный банк во Франции и второй по величине банк в Европе.
Я сняла триста евро и положила банкноты в кошелек отдельно от других денег.
Теперь мне придется меньше тратить в супермаркете, реже покупать подарки детям и совсем ничего не брать себе.
Я пошла обратно. Женщина в одной из палаток показалась мне смутно знакомой. Блондинка лет пятидесяти в модной безрукавке. Ухоженная, загорелая, с хорошим макияжем. Когда я проходила мимо, она внимательно посмотрела на меня. Во взгляде женщины застыл вопрос, и вдруг я ее вспомнила. Это была та голландка из Амстердама, с которой мы разговаривали на вечеринке у Петера. Имени ее я не помнила, так же как не помнила ни одного имени, названного мне в тот вечер.
— Вот так встреча! — крикнула она и вышла из-за прилавка, чтобы поздороваться. — Ты ведь Симона?
Я кивнула, чувствуя себя глупо из-за того, что не могла вспомнить, как ее зовут.
— А я Люси, помнишь? Знаешь, кого я только что видела? Риту, она тоже где-то здесь.
Она обернулась, пытаясь найти Риту среди прохожих.
— Думаю, она пошла пить кофе. Джек тоже здесь, его всегда можно найти в кафе напротив банка на рынке.
— Джек? — переспросила я, при этом чувствуя себя очень неловко.
— Мой муж.
— Ах да, конечно.
— Знаешь что? — Люси взяла меня под руку, будто испугавшись, что я уйду.
Она снова огляделась, встала на цыпочки, чтобы получше рассмотреть окружающих, и принялась энергично махать рукой кому-то, кто стоял на другой стороне улицы, за палаткой. Потом наклонилась ко мне.
— Давай выпьем кофе. Наверное, Рита еще не ушла. Все равно сегодня никакой торговли.
Какая-то француженка заняла ее место в палатке с голландскими сырами, а мы направились обратно туда, откуда
В баре двое пожилых представителей сильного пола тянули из рюмок анисовую. Оба были одеты в вязаные свитера, один — в засаленной кепке. Здесь основную часть клиентуры, судя по всему, составляли приехавшие на рынок. Они сидели за столиками и болтали друг с другом.
В кафе было тепло. Люси подвела меня к столику, за которым сидели двое мужчин и женщина. Риту я узнала сразу. Тогда я хорошо запомнила ее густо накрашенные глаза и позвякивающие золотые украшения. Украшения были на ней и сейчас, но ни следа косметики. Люси взяла откуда-то еще один стул и села на него, кивнув мне:
— Присаживайся!
Потом обратилась к седому мужчине, расправлявшемуся с выпечкой, и выпалила на одном дыхании:
— Джек, это Симона. Ты видел ее на вечеринке у Петера и Клаудии, но не думаю, что вас представили друг другу.
Надо сказать, что память у Люси была прекрасная.
Я пожала Джеку руку. Рита рукопожатием не ограничилась. Она перегнулась через стол, чтобы поцеловать меня в обе щеки.
— Здорово, что ты тоже оказалась здесь! Будешь кофе? Эспрессо или с молоком? Капучино я тебе не советую, они не понимают, что это такое. Получишь высокий стакан, заполненный взбитыми сливками, с каплей холодного кофе на дне.
— Тогда эспрессо, — согласилась я.
Четвертым оказался лысеющий мужчина лет сорока, с высоким лбом. Это был Бен, муж Риты. Он еще не успел снять куртку. Бен тоже перенял французскую привычку целоваться в обе щеки.
Наконец-то можно было сесть. Официантка, худая девица с темными волосами, забранными в конский хвост, приняла заказ.
— Любишь сладкое? — спросила Люси.
Я кивнула.
Она что-то крикнула вдогонку официантке, я не поняла, что именно.
— Как ремонт, продвигается?
Четыре пары глаз выжидающе воззрились на меня.
— Мы уже ночуем в доме, — ответила я. — Гостиная пока временная, а ванная комната готова. У каждого своя спальня.
— Это прогресс! — Люси возвела взор к потолку. — И каковы ощущения от того, что снова спишь в своей кровати?
Я попыталась выдавить улыбку.
— Жизнь в караване комфортной назвать трудно.
— Думаю, что ощущения хорошие, — ответил за меня Бен. — Если какое-то время не имеешь уютного гнездышка, чтобы спать в нем, горячей воды, отопления и многого другого, начинаешь снова ценить мелочи… удобства цивилизации.
— В первое время да, — включился в беседу Джек, — но, честно говоря, к комфорту снова быстро привыкаешь.
Подошла официантка. Люси взяла у нее чашки с кофе и поставила передо мной тарелку с гигантским куском торта, увенчанного взбитыми сливками.
— Безе, — объявила она. — Вкуснотища. Так бы и лопала его весь день, но желудок не выдержит. Весы, кстати, тоже. Ела когда-нибудь?
Я покачала головой.
— Пробуй! Правда, уж очень сладко.
Безе было действительно приторно сладким. Мне показалось, что это взбитый яичный белок, перемешанный с сахаром. По мере продвижения внутрь появилось нечто розовое и стало крошиться. Есть это аккуратно было невозможно.