Рандом
Шрифт:
Я стояла в углу и тряслась от страха. Временами к горлу подступал нервный смешок, который я не могла удержать. Разве не за ним я сюда пришла, разве не за страхом? Терпеливо объездила весь город, претворяя в жизнь идиотскую идею Кира. Он сказал и забыл. А я? Как угорелая с утра мечусь от Башни Грифонов к Инженерному замку, от Смоленского кладбища к Семимостью. И так далее. Я успела побывать везде, где можно загадать желание. Озарение снизошло на меня неожиданно, как молния сверкнуло в мозгу – поможет, должно помочь! Конечно, они там сидят и ждут моих искренних слов, высказанных не абы где, а в определенных местах! Может, они способны воспринимать лишь те слова, что звучат в местах средоточия силы? Силы
Вот так и я: от шепота у погасшего вечного огня на Марсовом поле и слов, обращенных к Сфинксам, от крика у Обводного и бесконечно долгого молчания у Башни Грифонов, я добралась сюда, в Дом Распутина. Я сделала все, что хотела, оставив на закуску его – мрачный переход по Гороховой к Дому с Ротондой. К тому самому, где по лестнице в полночь спускается сам. Дьявол? Если так, то он хозяин нынешней жизни. Получив новый мир в безраздельное господство, он, наверняка, страшно скучал от полученного результата.
Кир заронил в моей душе зерно надежды. Я повелась как маленькая девочка, заразилась бестолковой манией, как больная гоняла по городу на скутере. Почему-то казалось важным успеть все сделать за один день. Я даже попробовала заглянуть в глаза Медному Всаднику, но Петр Единственный в своем роде, выискивал что-то на другом берегу и меня не заметил. Надменные Сфинксы, проторчавшие три с половиной тысячи лет где-то в песках Африки, так и не смирились с новым местом. Их по-прежнему неудержимо рвало на родину. Там бы уже давно песок засыпал им глаза, погрузил в крепкий сон, а здесь? Промытые бесконечными дождями, изо дня в день они вынуждены пялиться на серую спину Невы. Я все равно загадала желание, для верности коснулась гранитного бока и одернула руку от ледяного ответа. На Обводном я терпеливо исследовала трещины на плитах, выдернутых из старинного могильника. Когда-то они служили надгробьями для сотен мертвецов, а теперь облицовывали набережную. Веками камни прикрывали в темноте чьи-то кости, чтобы в итоге развернуться к свету. От такого поворота у кого хочешь крышу снесет. Вот поэтому я легко объясняю себе те сотни самоубийц, чьи бедовые головы давно укрыли мутные воды канала – их тянул сюда могильник, привыкший к мертвецам.
Я молодец. Маршрут рассчитала так, чтобы ближе к полуночи оказаться в Доме на Гороховой, у Лестницы Дьявола. Я готовилась к встрече с любыми потусторонними силами. Я не верила в них. Я их ждала. Но не думала, что все окажется настолько реальным.
Нечто странное я заметила на подступах к Дому Распутина. На лавочке неожиданно обнаружилась старушка. Возможно, ей было лет тридцать, но испугалась я не меньше. Неизвестно, что удержало меня от крика, когда луч фонаря набрел на белое лицо с закрытыми глазами. Я забыла о том, что надо кричать. Разглядывала сидящую скрюченную фигуру, прижимающую к груди сумочку, сосульки светлых волос, сначала темными полосками растущими из головы, безгубый рот и страдальчески зажмуренные глаза. Страха я не испытывала. Что я, мертвецов не видела?
Все случилось внезапно – вот в чем дело. Безмолвный страж Распутинского дома снисходительно выдержал пятно света, блуждающего по лицу. Я совсем уж было собралась успокоиться. И луч, бьющий из фонаря, почти не дрожал в моих руках. Я набрала побольше воздуха в легкие, готовясь вернуть «старушку» темноте. Не знаю, почему, но меня беспокоила тьма, что скроет белое лицо. Вдруг показалось, что фигура начнет двигаться, стоило убрать свет.
Я запыхтела, набираясь храбрости. И в тот миг, когда я почти решилась, женщина открыла глаза – бездонно-черные.
Не мертвая, живая! Наверное. Думала я, больной лошадью несясь
Двор встретил меня шорохом листьев, приливной волной ползущих вдоль дома. Распахнутая дверь приглашала меня в темное нутро. Отдышавшись, я вошла. Задержалась лишь на пороге. Мне захотелось обернуться, я даже успела вспотеть, представив, что там, в темноте, за мной крадется полуживой человек. Я развернулась, пуская луч фонаря через бордюры, засыпанные мусором, через хребты машин.
Тут все и началось. В освещенном пространстве вдруг обозначилось тень. Я стояла и смотрела – еще не отдавая себе отчета в том, что вызвало беспокойство. Держала лучом фонаря тень, которую отбрасывать было нечему, я думала. Может, настало время загадать последнее желание?
– Пусть все станет как прежде, - зашептала я. – Или наоборот – заберите меня к себе! К маме, Антошке… Я согласна, согласна повторять один единственный, долгий, умирающий день, я согласна умирать вместе с ним!
Тень не от чего росла, колебалась, будто задумчиво подбираясь к моим ногам. Я отупела от страха – не слышала, как сильно бьется мое сердце. Я терпела. До тех пор, пока узкий черный язык, потянувшийся от тени, не лизнул носки моих ботинок.
Кажется, я вскрикнула. Кажется, шумно задышала, а может, попятилась.
Помню, что я упала и одновременно боль резанула мне запястье. Тут же я вскочила. Как суицидница, передумавшая сводить счеты с жизнью, зажала рану, пытаясь вернуть кровь обратно в тело. Она заполнила промежутки между пальцами, каплями застучала по полу. Включенный фонарь, выпавший из рук, катился, ослепительными синкопами вычленяя из темноты части кирпичной стены, ступени и блестящие на мраморе черные капли.
Преследующая меня тень плевать хотела на свет. Она подбиралась ближе — несуразно объемная, выпуклая. Я задыхалась. Слова заветного желания, повторенные сегодня десятки раз, застряли во мне, где-то на подступах к горлу. Я пятилась, вдавливая себя в проем открытой двери. Здесь горел свет. Одинокий, он падал сверху между колоннами, оставляя в темноте лестницу, ведущую наверх. Я захлопнула за собой дверь, смутно подозревая, что это ни есть препятствие для того, что ползло за мной. Я продолжала пятиться, пока моя спина не нащупала какие-то острые грани.
Стояла тишина. Только мое частое дыхание пыталось вклиниться туда, в совершенный покой отведенных для смерти минут. От закрытой двери потянулась горбатая тень. Остановилась, принюхиваясь к кровавым каплям, вытекшим из меня, потом, словно обнаружив потерянное, двинулась ко мне.
Считая спиной острые иглы, впившиеся в меня, я ждала. И такая ленивая, скользкая мысль на задворках: разве не за тем ты сюда пришла, что ж, давай, загадывай желание, если… хватит… духу…
Его не хватало. Тень вздыбилась, проглотила половину света, выпавшего из лампы, подалась ко мне. Ткнулась острым концом в ноги, поползла выше. Меня лихорадило. Выставив вперед окровавленную руку – как откуп – я искала нужные слова. Нашла. Указала дорогу, подтолкнув их к горлу.
– Хочу… чтобы все было как раньше. И не было ничего этого. Или… забери меня с собой…
Тень не слушала. Ее не вспугнул звук моего голоса. Она лизнула окровавленное запястье. И вдруг припала к ране, с диким свистом втянув в себя мою кровь.
Всю. Без остатка.
– Влада! Едрить тебя в карусель! Да открой же ты глаза!!
Меня трясли за плечи, меня пытались вернуть. Я хлюпала носом. Свое мокрое лицо я почувствовала в ладонях, приводящих меня в чувство.
– Ну же! Влада!! Это сон! Я с тобой, ну же!!