Раненые
Шрифт:
Время замедляется. Желудок скручивает в узел, кровь застывает, и я знаю, что должно случиться. Хочу закричать, но не могу. Выходят только хриплые вздохи. Слёзы струйкой текут вниз. Хотя он всё ещё стреляет, но мне уже трудно дышать. Это происходит. Он дёргается назад, заваливаясь набок, красные цветы распускаются на его груди, а широкое пятно появляется на спине, бесформенное и огромное. Хасан задыхается.
Я падаю перед ним на колени, но он отталкивает меня, пытаясь подняться на ноги.
— Хасан! — Его имя наконец срывается с моих губ, но уже слишком поздно.
Мой
Я наблюдаю за черной точкой, круг лениво летит по воздуху и падает под ноги американского солдата, который стоит на коленях перед телом раненого товарища. Этот солдат без единой раны, он кричит, бросается на тело своего друга, перекатывается и закрывает его. Взрыв оглушительный, земля под ногами дрожит.
Заклубилась пыль, и вспыхнул огонь.
Повсюду пронзительные крики.
Пыль оседает, и я вижу месиво из крови и органов, и кровоточащие конечности там, куда попала граната, меня стошнило. Среди вывернутых и разбросанных конечностей я вижу окровавленный камуфляж американца, он поднимается на ноги и качается, но все равно тащит своего друга прочь на руках. Он прижимает ладонь к одному боку, а друга к другому. Сквозь грязь видно кровавое пятно.
Что-то возникает у меня в груди, пока я наблюдаю за происходящим. Хасан неподвижно лежит на дороге. Стрельба вновь разрезает тишину, это АК, облака пыли поднимаются там, где попадают пули, они направлены на американцев, оба ранены.
Как-то я оказалась на дороге. Я подошла к Хасану. Кто-то закричал на арабском.
— Убирайся, женщина! — Я не понимаю, что делаю. Что-то горячее проносится мимо моего уха. Американец падает на колени, хватает свою винтовку, приставляет к бедру и начинает стрелять. Проклятия, крики, снова тишина, что-то грохнуло не далеко. Стрельба продолжилась. Американец снова дергается в сторону и падает.
Я уже в другом дверном проеме, смотрю на все это. Вижу два тела, но мне кажется, что только одно дышит. Автоматная очередь снова возобновляется. Американский солдат подбегает к своим и отстреливается. Граната взрывается, отбрасывая его в сторону. Он кричит, кричит, но двое на земле не отвечают. Боль в его глазах от потери друзей очевидна и ужасна. Пули снова рикошетят, свистят, звенят, шумят. Он поворачивается и бежит, тут больше никого нет. Борьба продолжается.
Я покидаю свое укрытие. Что я делаю? Мысли проносятся у меня в голове, но я не знаю ответа. Тот, который еще дышит, свалился на своего друга. Я толкнула его, чтобы он упал на спину. Он стонет, открывает глаза и смотрит на меня.
Яркие голубые глаза в упор смотрят на меня, и вдруг мне снова тринадцать, я вижу, как умирает тот американец. Я просто снова беспомощный ребенок. Хасан умер.
Я знаю это. Мама мертва, отец мертв и тетя с дядей тоже мертвы. Американец умер. Иракцы мертвы. Кажется, что все мертвы. Кроме этого мужчины. Он борется за воздух и шепчет мне что-то на английском, его голос - это хрип. Он приподнимается, очевидно, что каждое движение отдается ему мучительной болью и, показывает на своего товарища. Он говорит что-то, кажется, это имя его друга. Его голос прерывается. Катиться слеза. Он смотрит на меня.
Я вижу его мертвых товарищей. Перегибаюсь через него и дотрагиваюсь до шеи другого солдата, пульса нет. Я трясу головой, и американец плачет, это разрушило его, он что-то бормочет снова и снова.
Я не знаю Английского языка, но это звучит как, «Дерек, Дерек». Это имя.
Американец затихает, и я знаю, что он отключился из-за боли и потери крови.
Что мне делать? Я не могу позволить ему умереть. Здесь и так слишком много смертей.
Я тащу его в свой дом несколько кварталов. Я так устала за это время, но теперь он здесь.
Я же не могу помочь еще раз, что я делаю?
ГЛАВА 4
ХАНТЕР
Операция «Свобода Ирака», Ирак, 2003
Рутинный обход. Зачистка домов, сидение в дверных проемах, преследование АРС и хаммеров. С винтовкой наперевес, уши востро, глаза широко раскрыты. Дерек радом со мной, шутит о чем-то. О сексе. Смеюсь, но не слышу его.
Я чувствую страх. Мой желудок сжимается. Это моя последняя вылазка. Скоро я уеду домой. Моя командировка заканчивается, четвертый год подходит к концу. Меня больше сюда не направят. Я видел так много смерти и крови за свою жизнь. Все, что мне нужно сделать - завершить эту командировку без проблем, и я свободен.
Конечно, у меня нет дома, в который я мог бы вернуться, но я разберусь с этим дерьмом, когда приеду на родину. Сейчас мне просто нужно сфокусироваться на этом доме, этой комнате, этой улице. Затем следующее и так через весь сектор, затем мы едем на семитоннике к MEK, и я возвращаюсь в США в течение недели.
И, конечно же, я боюсь. У меня трясутся руки, покалывает позвоночник. Все внутри меня говорит, что это дерьмо, потому что здесь ничего не может быть просто.
Дерек действует, не обращая ни на что внимания, подшучивает. Я хочу сказать, чтоб он, б**ть, заткнулся и сконцентрировался, но я понимаю, что так лучше. Он треплет языком, потому что нервничает. Я вижу его сканирующие глаза, напряженность в его плечах, в захвате его винтовки, он готов к стрельбе.
Мы поворачиваем за угол, и мои внутренности сжимаются. Я замедляюсь, осматриваю крыши. Дерек делает то же самое.
— Чувствуешь? — спрашиваю я.
— Е**ть, да. Дерьмо, они вот-вот ударят.
Другие следуют за нами. Все чисто, я продолжаю движение, не обращая внимания на свои инстинкты, которые говорят мне остановится, вернуться обратно, остаться на месте, пригнуться к чертовой земле. Я крадусь вперед еще немного, и затем мои внутренности кричат слишком громко, чтобы игнорировать это. Я шел рядом с Дереком и упал за землю без видимой причины. Я чувствую вкус грязи, АК палит с крыш. Пули свистят по воздуху там, где должны были быть мы.