Раненый зверь
Шрифт:
Я была совершенно другим человеком.
Приходит смс-ка на мобильный, я поднимаю телефон и смотрю на экран.
«Хочешь отпраздновать со мной это событие?»
Я возвращаюсь из своих дум:
«Наверное.»
Ответ приходит незамедлительно:
«Заберу тебя в 6 вечера. Одень бикини, или не одевай вообще ничего.»
Все еще улыбаясь, я выбираю формы для заполнения и потом кликаю на форму обратной связи ИСС и нажимаю «отправить». Дело закрыто.
Я сижу пару минут просто смотря на экран, потом открываю новый документ Word и начинаю печатать.
*
Мы
Мы едем еще где-то километр по лесу, Дом говорит мне, что здесь можно увидеть пчел, птиц и оленя. Пока мы медленно проезжаем, я везде вижу разноцветных птиц.
— О, мой Бог, — вскрикиваю я от восторга, когда Дом указывает мне на двух милых маленьких оленей, скрытых среди деревьев, даже не пытающихся убежать, несмотря на чудовищный рев двигателя V8, они смотрят на нас своими огромными, влажными глазами совершенно не пугаясь.
— Они приручены и их можно погладить? — спрашиваю я, поворачивая голову и разглядывая их.
— Они приходят к дому в поисках пищи по утрам. Ты сможешь покормить их.
— Правда?
— Да, правда, — отвечает он снисходительно. Видно он на самом деле очень заботится о своих оленях.
Солнце садится, но воздух до сих пор еще восхитительно теплый, и я завороженно смотрю на первозданную красоту леса, и у меня мелькает мысль, что один человек может владеть всем этим, а другой — вроде меня, не может даже купить себе квартиру, не напоминающую спичечную коробку. Но я не чувствую той обиды, которую ощущала раньше. Всего лишь грусть. На самом деле мир несправедлив, люди становятся бедными или богатыми всего лишь по случаю своего рождения. И значит ли это для меня, неужели я ничего не могу сделать, чтобы что-то улучшить с своей жизни?
Стоит нам подъехать к дому, я ахаю — такая красота. Виднеются всего лишь две величественные каменные колонны дома, а весь фасад полностью увит плющом, словно волшебный особняк прямо из сказки.
Дом поворачивается ко мне.
— Нравится?
— Нравится ли мне? Дом, сказочно, я в полном восторге, — я поворачиваюсь к нему. — Здесь никто не живет, пока ты находишься в Лондоне?
— Не совсем, у меня здесь есть домработница, а ее муж работает садовником. Они ночуют в доме, когда меня здесь нет, но когда я здесь, они живут в том летнем домике. — Он указывает на небольшой коттедж, обвитый глициниями и плетистыми розами. В настоящем английским стиле — небольшой загородный домик.
— Итак, — говорю я, возвращая взгляд на волшебный особняк.
Дом паркует машину, и мы пересекаем дорожку из гравия, поднимаясь по каменным ступеням. Он толкает красивые старинные двери.
— Ты не запираешь дверь? — с удивлением интересуюсь я.
— Только в Лондоне.
Внутри зеленовато-голубые стены с белым декором, блестящие дубовые полы, оконные рамы открывают прекрасный вид, под которыми стоят кресла и диваны у окна, антикварная мебель изысканно сочетается с пастельными тонами. Просторно и элегантно. Рядом у окна стоит кресло, и книга
Я перевожу взгляд, смущаясь. Почему я представляю себя здесь?
Он ведет меня в гостиную с золотыми обоями, черно-белыми занавесками. Из гостиной можно попасть на французскую кухню, с шиком отделанной под старину метлахской плиткой. На солнечной стороне стоит симпатичный столик для завтрака.
— Хочешь выпить? — спрашивает он.
— Я выпью чаю.
Он наполняет чайник и включает.
Я сажусь на стул у кухонного островка.
— Дом, мне нужно кое-о-чем тебя спросить. Это важно для меня, пожалуйста, ответь честно, насколько сможешь.
Он опирается бедром о столешницу и с опаской поглядывает на меня.
— Спрашивай.
— Ты считаешь, что тебе не стоит платить налоги, потому что очень богатые люди их не платят? Но что будет, если все не будут платить налоги?
Он внимательно смотрит, как бы оценивая меня.
— Я хотел бы, чтобы все не платили. Может тогда эта бесконечная продажная карусель наконец-то остановится. Они не смогут посадить всех, и им придется придумать что-то другое. Не такую коррумпированную систему, в руках которой сосредоточена половина мировых богатств одного процента населения, позволяющая восьмидесяти пяти гребанным индивидуумам накопить столько, что заработало для них аж три с половиной миллиарда людей вместе взятых!
Он замолкает, чтобы я осознала услышанное.
Он, что, на самом деле, говорит это все всерьез?
— Для меня это непостижимые вещи, что восемьдесят пять человек могут владеть половиной мировых богатств! Как такое возможно?
— Не только возможно, но исследования показали, что существует лишь один процент, владеющий более чем всем остальным населением планеты!
Я прикусываю подушечку моего большого пальца правой руки и задумываюсь о своих претензиях. Думаю, что он ошибается, поскольку кажется слишком уж невероятным.
— Откуда ты берешь цифры?
Он скрещивает руки на груди и прищурившись смотрит на меня.
— Это открытая информация, Элла. Ты можешь отыскать ее на сайтах BBC или Forbes, или New York Times, где угодно, на самом деле.
Я хмурюсь. Неужели такая информация может быть достоянием общественности, есть же и другие программы на ТВ, типа Benefit Street, когда показывают самых бедных, нуждающихся людей, получающих ничтожно мизерные подачки от правительства? (Benefits Street is a British – документальный сериал на 4 Каналле в Лондоне, где героями выступают очень бедные люди… реально бедные, сериал появился в 2014 году.)
В этот момент я думаю, что не только я смотрела эти программы, меня тоже обманули, вызывая презрение к этим бедным людям, пока истинные виновники оставались невидимыми, кому на самом деле стоило ощутить мой гнев и осуждение. Ловкость рук и никакого мошенничества — вот политика этого одного процента!
Закипает чайник, и он отодвигается от столешницы, опускает пакетик чая в кружку, наполняет ее кипятком. Он поднимает на меня глаза.
— Молоко? Сахар? Лимон?
— Черный и два сахара, — автоматически говорю я.