Рарок и Леса
Шрифт:
– Что? Я думал, что современные гладиаторы нанимаются по контракту!
– Чаще всего это так. Я ведь тоже заключаю контракты и обновляю их каждый сезон. Но в отличие от большинства, я на арене с детства. Мои родители были гладиаторами. При Большом цирке есть гладиаторская школа, которую я закончил. Почти всех кто там учился, продали туда родители, живущие в городе, а я в этом самом Цирке родился. Таких, как я было немного, а сейчас я остался один. Может, поэтому я до сих пор и был непобедим на арене?
– Приятно быть непобедимым?
– Пожалуй, но не всегда. Я ведь знаю, что если бы сегодня пал от вашей руки, то зрители были бы счастливы! Они любят сенсации. Я сам был для них сенсацией, но гибель такого бойца, как я вызвала бы ажиотаж. Все получили бы массу удовольствия, а кое-кто бы разбогател, ведь в Цирке делаются большие ставки. Вот только мне пришёл бы конец. Что в этом может быть приятного? В нас с младенчества воспитывали презрение к смерти. Да, я её не боюсь, но и торопить раньше времени не собираюсь!
– А где сейчас твои родители?
– Погибли на арене.
– Давно?
– Я был ещё мальцом, и даже не ходил в школу. Меня вырастил один старик, из тех, кто сражались в Цирке первыми. Потом меня растила гладиаторская школа. Когда я стал чемпионом, его хотели выгнать, так я взял его к себе. Он и есть моя семья. То есть был…
– Целый мир! Отдельный, со своими законами! Беда только в том, что мира этого не должно было быть!
– Возможно. Я и сам так думал. Поэтому больше не заводил друзей, но для меня из этого мира выхода не было. А вы то, что делали на арене, раз придерживаетесь таких взглядов?
– Я за тобой пришёл.
– ?
– Дело в том, что мне давно нужен ученик и приемник. Кандидатур было множество, но ни одна не подходила. И вот я узнал о тебе. Не думай, дело не в том, что ты непобедимый чемпион. Точнее не только в этом. У тебя есть много таких качеств, которых нет у твоих многочисленных собратьев. Может ты, и сам о них не знаешь. Скажу откровенно, я наблюдал за тобой достаточно долго, чтобы понять – вот человек, который мне подходит.
– Вы что, бывали на моих поединках, как зритель?
– Да, но не только это. Давай об этом поговорим чуть позже, пока я не могу тебе всего сказать.
– Хорошо, а всё-таки, как связаны гладиаторские бои и сегодняшнее нападение монстров?
Рыцарь помолчал, собираясь с мыслями. Пока он медлил с ответом, Рарок исподтишка разглядывал узоры на его доспехах. Прекрасная работа! Редкое мастерство, в этом он хорошо разбирался. Вот только выглядели эти доспехи очень старыми. Конечно, их изготовили мастера не нынешнего времени. Значит, сэр Мальтор раздобыл это сокровище, где-то в развалинах прежнего мира. Что ж, повезло, так повезло! Но почему же всё-таки он не снимает шлем и не поднимает забрала? Однако спросить его об этом Рарок не решался. Его учили, что каждый воин имеет право на секреты связанные с оружием и доспехами, и лезть в эти дела было грубым нарушением гладиаторской этики.
– Я давно изучаю монстров, – заговорил, наконец, рыцарь. – Нет, мне тоже не удалось понять, кто они и откуда приходят. Этих тварей получилось лишь классифицировать, но это мало помогло в борьбе с ними. Зато удалось установить кое-что другое – я знаю, что привлекает их в людях!
– И что же это, кроме того, что человек сделан из мяса?
– Человеческая слабость.
– То есть?
– Слабость человека выраженная, чаще всего в его чувствах и эмоциях. И, чем слабее человек, тем он более привлекателен для монстров.
– Что-то я не понял.
– Страх, алчность, подлость, трусость, глупость, всё это и многое подобное, действует на них, как запах крови на хищника. Мне не раз доводилось видеть, как эти чудовища ведут себя с перепуганными и с храбрыми людьми. Если у них есть выбор, то монстры нападают, прежде всего, на тех, кто струсил, а мимо храбрецов пробегают, будто вообще не видят их! Но это лишь отдельный пример. Их притягивают все отрицательные чувства, какие есть у человека. И чем больше этих отрицательных чувств, тем больше на них сбежится монстров.
– Значит, наш город вырабатывал массу отрицательных чувств?
– Схватываешь налету! Представь себе – несколько тысяч толстобрюхих негодяев, жаждущих твоей крови и денег за выигрыш. Что ещё может быть хуже?
– Но гладиаторские бои существуют довольно давно, они начались ещё до моего рождения, а монстры напали только что.
– Тут ты прав. И я думаю, что эта загадка связана с вопросом, откуда приходят монстры. Кстати, это не первый город, который они вот так разорили.
– Я слышал, что есть и другие города, только далеко. А что, там тоже были гладиаторские бои?
– Нет, в каждом отдельном случае своя беда. Например, в одном городе слишком сильно пеклись о морали. Всех детей рождённых вне брака и их матерей было решено изгнать, а тех, кто не повиновался, казнили. Нападение чудовищ не заставило себя ждать, и теперь этот город пуст.
Рарок подумал, что и его родной город теперь возможно пуст. Ему вдруг вспомнился старый слуга, и у него тут же защемило сердце. Что сейчас со стариком? Жив ли он? Может и жив, ведь он был на удивление ловок! И всё же старость…
– Мы не можем вернуться прямо сейчас, – сказал рыцарь, будто прочитав его мысли. – Я не просто закрыл вход в эти подземелья, но запечатал его намертво, иначе нас давно бы уже догнали. Но когда ты окрепнешь, мой ученик, мы выберемся отсюда и подумаем о том, как нам навестить Торговый город, и не оставить там свои кости.
– Но я ещё не согласился стать вашим учеником, сэр Мальтор! – возмутился Рарок. – Я вообще не думал об этом и…
– Это не обсуждается. У тебя нет выбора, да ты уже учишься, хоть ещё и не понял этого.