Расчет пулей
Шрифт:
Викулов держался мужественно. Помнил, что надо оберегать дочку. А потом занедужил так, что знакомые перестали узнавать.
В один из дней было особенно тяжко. Мыслей о суициде не было, но желания жить дальше он тоже не испытывал. Марина уехала на каникулы в Питер к родственникам жены. И Викулов подолгу засиживался в кабинете, потому что сил возвращаться домой просто не было. В один из таких дней в десятом часу он с удивлением обнаружил, что Лидочка тоже не покинула свой пост.
Викулов раздраженно спросил:
— В чем дело?
Ответа не последовало.
Лидочка стояла перед ним, одетая, как всегда, скромно, но со вкусом. Не девочка уже, почти ровесница жене. Викулов
— Вы почему домой не идете?
Не обращая внимания на его тон, она медленно и просто сказала:
— Я думаю, Василий Георгиевич, что нам с вами просто необходимо пройтись по вечерней Москве.
И он подчинился. А потом было и все остальное. Без ломания, без претензий, без дальних расчетов, что было ценнее всего. Слово «любовь» почти не мелькало в их разговорах. Но Лидочка сделалась ему совершенно необходима, как воздух.
Для нее Викулов тоже был, пожалуй, последним шансом в этой жизни устроить, хотя бы временно, личную судьбу. После трех коротких браков детей так и не было, и она взяла воспитанника из детского дома. Жалкий тощий цыпленочек требовал в первые годы неустанного внимания и заботы. Весь букет детских болезней вместе с хрупким мальчишкой переживала и Лида. И также теряла здоровье, недосыпала ночами, брала бюллетени, бежала с работы сломя голову, чтобы накормить, укутать, сберечь маленькую кроху. И без всяких мужей, казалось ей одно время, жизнь можно наладить, и нечего больше желать. Своей собственной любви к маленькому мальчику, которого она мысленно называла сынишкой, ей вполне хватало.
Но, видно, характер у Лиды был слишком мягкий или наследственность у подростка сказывалась, но он, подрастая, начал грубить и вести себя агрессивно. Курил в комнате, хотя она просила не делать этого, отталкивал ее в сторону, когда ему надо было выбросить окурки из пепельницы. И все в квартире сделалось не по нем. Он сорил, мусорил и упрекал в отсутствии порядка приемную мать. Даже посуду, как выяснилось, она мыла хуже других.
— Пусти! — все чаще кричал он, отпихивая Лиду от раковины. — Кто же так моет?
Дальше — больше.
Лида плакала потихоньку, но ничего сделать не могла и с ужасом видела, как растет, крепчает приемыш, а у нее самой остается все меньше жизненного пространства.
— Одно скажу, — говорила она подругам в минуты горького бабьего откровения, — никогда не берите чужих детей.
Жизнь в доме уже была сплошным мучением, когда она заметила, что людям бывает и хуже, чем ей. Сама она старалась приходить на работу в приличном виде и выглядеть вполне уравновешенной и довольной. А ее начальник генерал-лейтенант милиции Викулов прямо на глазах совсем сник и потерял себя. В его глазах была такая неизбывная тоска, что было больно смотреть. В три дня он потерял жену и не мог с этим свыкнуться. Никакие утешения не помогали. Они просто не имели значения. В один из вечеров, когда Лиде показалось, что Василий Георгиевич не собирается дожить до утра, она решила действовать и взять ситуацию в свои руки. Тогда она и предложила вечернюю прогулку, за которую Викулов потом ее долго благодарил.
— Ты меня спасла! — не раз повторял он.
Прошло уже полгода, как они встречались урывками, украдкой. Но это была уже совершенно другая жизнь. Достигнув солидного положения, Викулов не мог объявить о своих чувствах. Стеснялся дочери. А Лида не хотела ставить в известность своего приемыша. В действительности она ни на что и не рассчитывала. Сама по себе неожиданная влюбленность уже была как божий дар, которого она не ждала. И Лидочка благодарила судьбу за каждый прожитый день.
С отъездом Марины немолодые влюбленные могли встречаться спокойнее и не прятаться. Подавая Василию Георгиевичу записку, Лида надеялась, что и он думает так же. И Василий Георгиевич взглядом дал ей понять, что это именно так.
Они заранее договорились, что Лидочка придет к нему в девять часов. Она поехала домой, чтобы переодеться, привести себя в порядок. И уже не слышала, как взбодрившийся Викулов взял заключительное слово. Выступил он блестяще, как всегда. И несколько веских ядовитых стрел пустил в адрес ведомства Игнатова.
Игнатов сам не приехал на совещание, прислал своего подчиненного. Тот огрызался по ходу викуловского выступления, но оказывался неизменно в проигрыше. И это все видели.
Приемыш запаздывал, задержался где-то на гулянке, и Лидочка была этому несказанно рада. Она надела новое белье, купленное для такого случая, перемерила несколько платьев, наконец выбрала синее с воланами, которое скрывало некоторую полноту и в то же время подчеркивало выгодные стороны фигуры.
Москва изнывала от жары, а Лидочке казалось, что воздух чист и свеж, когда она ехала к Викулову. Нетерпение ее сделалось так велико, что она не рассчитала и приехала раньше, чем условились. Перед домом старики играли в домино на лавочках. Возле детских грибков горланила пьяная молодежь, расшатывая эти самые грибки и вкопанные рядом качели. Словом, все были заняты своими делами. Но Лидочке казалось, что все смотрят на нее, видят незнакомую женщину и догадываются, зачем она пришла. Не помня себя, она поспешно вошла в подъезд. Открыла кодовый замок, поднялась на третий этаж. Позвонила, но никто не открыл. Насчет ключей они не договаривались, наверное, оба забыли. И Лидочка, почувствовав неловкость, замерла на лестничной площадке.
С лязгом стукнула наружная дверь. Лидочка поглядела сверху на головы вошедших — «Не он!» Вошли двое, рыжеволосая женщина в сваливающихся башмаках и низкорослый крепыш. Даже сверху было видно, какого он маленького роста.
Вошедшие не стали никуда подниматься. Может быть, поговорили. А скорее всего, обменялись жестами. Голосов она не слышала.
Время остановилось, и Лидочка не могла сказать, через сколько минут входная дверь лязгнула снова и появился спешивший наверх Викулов с желтым портфелем. Он не стал дожидаться лифта и начал подниматься по ступеням. Низенький крепыш отвлек его внимание белым халатом и вырвал желтый портфель. Рыжеволосая женщина выступила вперед и дважды выстрелила. Это были слабые хлопки, но кровь из головы Василия Георгиевича брызнула в разные стороны.
Убийцы — женщина и коротышка — тотчас скрылись. Сломя голову, Лидочка пронеслась четыре лестничных пролета и прижала к груди окровавленную голову Василия. Не пытаясь разобраться, почему это случилось, она поняла одно: это закончилась и ее жизнь.
Глава 13 По трупам — как по шпалам
Звонок был долгий. Игнатов поморщился. Допил коньяк, закусил шоколадной конфеткой. Дождался, пока тепло разольется по телу и боль утихнет. Десять лет врачи предполагали у него гастрит. А причина боли в боку оказалась другой — камни в желчном пузыре. Как будто раньше не могли догадаться. Специалисты! Коновалы! Наконец одна молоденькая врачиха высказала подозрение насчет камней, и оно подтвердилось. Правда, самому Игнатову от этого не легче. Надо делать операцию, причем полостную. А это не зуб выдернуть. Неизвестно, чем обернется. Пока врачи не «зарезали», он придумал собственный метод спасения — неполный стакан коньяка и маленькая шоколадка. Боль как рукой снимает. Лучше всяких лекарств. Пробовал закусывать лимоном, получается хуже. Наверное, какое-то раздражение происходит. А шоколадка в самый раз!