Расчетам вопреки
Шрифт:
Рэндалл взглянул на Флоримел и пожал плечами. Поднимаясь, он галантно подал ей руку.
— Ну как, пойдем?
Пока они шли по залу туда, где фотограф расставил свое оборудование, Флоримел ощущала прикованные к ним взгляды. Довольно неприятно думать, что все говорят о них, но чувствовать себя непривлекательной в слишком тесном платье было еще хуже.
Фотограф оказался профессионалом, всю жизнь проработавшим с людьми, и теперь он так весело шутил, что все вокруг смеялись. Все, кроме Флоримел и Рэндалла. Фотограф несколько раз снял их в разных позах, веля улыбаться. Флоримел
— Еще один, последний, снимок, — сказал фотограф, глядя в видоискатель. — И улыбнулся из-за камеры Рэндаллу. — А не поцеловать ли вам вашу очаровательную жену?
— Что? — задохнулась от испуга Флоримел.
Только она подумала, что дела идут хуже некуда, что ей неловко и неуютно, как никогда в жизни, — и тут же все немедленно стало еще хуже!
— Мне… мне кажется, что это плохая идея, — проговорила она.
— Ой, да что ты, Флори! — откликнулась ее кузина Патриция, обнимая своего мужа Питера. — Мы поцеловались, и ничего.
— Давай-давай! — крикнул дядя Брайан. — Не строй из себя недотрогу!
Ей хотелось извиниться, что-нибудь придумать, лишь бы избежать поцелуя. Но когда Флоримел посмотрела в глаза Рэндаллу, с ней что-то случилось: она немедленно забыла обо всем, что было вокруг, о смехе и шутках и, тем более, о нацеленной на них фотокамере.
В его темных глазах горел огонь, который вызвал в ней немедленный отклик — внезапно пробудились к жизни все давно подавляемые желания. В этот момент стало неважно, какие роли они играют и кем притворяются. Важно было только то, что она видела в его глазах. Только это было правдой.
— Рэнди, — прошептала Флоримел, когда его губы прикоснулись к ее губам.
И внезапно земной шар прекратил свое вращение и жизнь остановилась. Все — ветер, вода, земля, небо — исчезло, не осталось другой реальности, кроме реальности теплых губ на ее губах. Флоримел тонула в этом поцелуе, никогда прежде она не знала такого.
Рэндалл обнял ее за талию, но ей хотелось быть еще ближе к нему. Жар его губ, прикосновение его языка были словно сильнодействующий наркотик, который взорвал ее изнутри, превратил ее кровь в жидкий огонь. Это был не поцелуй, это был поединок, в котором проигравший выигрывал.
К тому времени, когда кончили целоваться, оба тяжело дышали. Флоримел не знала, сколько прошло времени — мгновение, час, век, — но каким-то инстинктом осознала, что теперь разговоры об их семейных проблемах умолкнут.
— Да… — пробормотал фотограф, доставая из кармана носовой платок и утирая лоб. — Ну и снимок выйдет…
Рэндалл незаметно помассировал веки. Еще двенадцать часов — и они уже будут лететь в самолете, возвращаясь обратно в Сидней, и его жизнь снова станет принадлежать ему. Свадьба прошла прекрасно, и, глядя, как танцуют Джефри и Айрин, было ясно, что молодые на вершине блаженства. Однако Рэндалл чувствовал себя так, будто находился в глубоком тылу врага.
Невеста и в самом деле была прекрасна, но для Рэндалла не существовало других женщин, кроме Флоримел. От одного взгляда на нее у него захватывало дух. И, любуясь ею, он осознал, что слишком долго играл роль ее мужа, слишком долго притворялся мужчиной ее жизни. То ли из-за этого, то ли из-за того, что Рэндаллу доставляло удовольствие мучить себя, но он представлял, что они вместе стоят перед алтарем, что она его невеста, что носит под сердцем его дитя. Глупо, конечно, тешить себя фантазиями, которые кончатся душевной болью, но Рэндалл был уже не властен над собой. Он не мог жить без этой женщины.
Да еще этот поцелуй… Он буквально свел его с ума, напрочь лишив всякой способности соображать. Он только и думал о губах Флоримел, об аромате ее духов, о прикосновении ее руки, о ее нежной коже, о шелке ее волос. Он был одержим этой женщиной, и надо было отойти в сторонку и попробовать отдышаться. Рэндалла околдовали ее глаза, ее семья, этот несуществующий брак до такой степени, что даже не хотелось, чтобы все кончалось.
Ночь тянулась как пытка медленным огнем — впрочем, Рэндалл уже привык, что каждая последующая ночь оказывается в чем-то хуже предыдущей. Но кого ему винить в этом, как не себя? Он бросился на помощь попавшей в беду прекрасной даме, а теперь ждет, чтобы кто-нибудь помог ему.
И ведь он почти спасся! Вчера вечером Рэндалл уже видел свет в конце тоннеля: тяжелая неделя подходила к концу и он был почти свободен. Возможно, именно это его и погубило: Рэндалл расслабился. Вот единственное, чем он мог объяснить свое поведение. Если бы мозги у него соображали, а не превращались в кашу всякий раз, когда он оказывался рядом с этой женщиной, он бы ни за что не стал бы так ее целовать, никогда бы не позволил себе настолько забыться, заплутав в стране фантазий. Но вчера вечером у Флоримел был утомленный вид, она казалась очень ранимой, и он почувствовал себя свиньей из-за того, что спорил с ней. И вот решил искупить вину.
Рэндалл вспомнил, как потрясло Флоримел то, что они переодевались вместе в одной комнате, и признался себе, что и сам был изрядно шокирован случившимся. Возможно, что-нибудь в этом роде обязательно произошло бы. Что касается его лично, то чем дольше они притворялись женатой парой, тем труднее ему было осознавать, где проходит грань между реальностью и игрой.
Но Рэндалл прекрасно видел, что с Флоримел все обстоит по-другому: с того момента она бросила ему лишь несколько слов, а после поцелуя даже не смотрела ему в глаза.
— Могу ли я пригласить тебя на танец?
Он поднял взгляд и с удивлением увидел перед собой Флоримел. Рэндалл не знал, существуют ли ангелы на самом деле, но если и существуют, то до Флоримел Спенсер им далеко. Молодая женщина казалась безмятежно-прекрасной и сияющей.
— Меня? — Рэндалл неловко поднялся на ноги. — Конечно. Я… я с удовольствием.
Поколебавшись, он положил руку ей на талию, и они отправились из шумного шатра наружу, на танцевальную площадку. Звучала медленная ритмичная музыка, и зеркальный шар, подвешенный над серединой площадки, вращаясь, разбрызгивал блики света. Толпа вокруг них казалась морем движения, света, звука и музыки.