Расчетливая вдова
Шрифт:
Мистер Пенджилли бросился в кресло в конце салона и повернулся ко всем профилем, который явно считал байроническим.
Гости разошлись одновременно, пробыв в доме Росса значительно больше положенного получаса, что в некотором смысле можно считать успехом. Не успела Мег позвонить, чтобы убрали чайные принадлежности, как вернулся Росс и захлопнул дверь с такой силой, Что занавески заколыхались в возникшем сквозняке.
— Меня удивляет, что сегодня визит впервые нанесли джентльмены, — заметила Мег, обратив внимание на лежавшее в беспорядке печенье.
— Я встречусь
— Его рука оказалась на моей… Он потрогал меня сзади. Вот я и наступила ему на ногу.
— А Яго заигрывал с вами? — Проходя мимо столика, Росс взял печенье и съел в один прием. — Он держал вас за руку.
Печенье выглядело крайне заманчиво для женщины, которой не терпелось запустить зубы во что-нибудь или опрокинуть все блюдо на голову Росса.
— Яго — добрый молодой человек, понявший, что я пребывала в расстроенных чувствах, когда передавала ему письмо для сестер. Он на мгновение взял мою руку, пытаясь успокоить, — спокойно говорила Мег, будто обращаясь к разъяренной собаке.
— Не понимаю. Что тут расстраиваться? — Росс хмуро смотрел на нее. — Нет сомнений, он найдет ваших сестер.
— Вы бесчувственный тюфяк! — Какое же это уместное слово. Вдруг Мег перестала сдерживать свои чувства, утешать Росса и толкнула его в грудь изо всех сил. Он качнулся, но не двинулся с места. — Я уже много лет ничего не знаю о них. Мне даже неизвестно, здоровы ли они, счастливы ли… живы ли они вообще! Мне так хочется поехать к ним самой, а не посылать туда незнакомого человека. Я люблю сестер. Как бы вы чувствовали себя, если бы вернулись, в Англию после всех этих лет за рубежом и не знали, что случилось с Джайлсом? Разве мне не позволено тревожиться и быть любезной с человеком, который сочувствует и улыбается мне?
— Прошу прошения, — процедил Росс сквозь зубы. — Я заметил его руку на вашей и еще кое-что… Мне следует лучше знать вас. Получилось не очень здорово, — с сомнением в голосе добавил он.
— Он хороший человек, я надеюсь на него. Убеждена, он поможет мне.
Тяжелые руки Росса легли ей на плечи и сжали их так, что казалось, будто сломают кости.
— Что с вами? — вздрогнула Мег.
— Он коснулся вас. Они оба трогали вас. Это вывело меня из себя, а сейчас я еще встревожил вас. — Росс погладил Мег по раскрасневшейся щеке. — Извините, Мег.
— Я сама могу за себя постоять.
— Неужели? Вы сами хотя бы знаете, чего хотите?
У Мег сильно застучало сердце, она не знала, дрожит ли сама всем телом, или ей передалось волнение Росса.
— Да, я желаю вас. Мы оба знаем это. Но это не… не… — Мег искала слова, которыми можно было выразить свои чувства. — Я не собираюсь продавать себя, Росс Брендон.
«Скажи, что ты любишь меня, — без надежды подумала она. — Я знаю, ты разобьешь мое сердце, но люби меня!..»
Казалось, отказать Россу труднее, чем видеть полные ужаса лица женщин полка после исчезновения Джеймса, труднее, чем притворяться, будто она стала любовницей другого мужчины всего через несколько недель после того, как ее заклеймили грешной прелюбодейкой. Намного труднее, чем в июле на рассвете беззаботно бежать из дома с возлюбленным, оставив сестер одних.
— Тогда отдайтесь мне.
Мег оказалась в объятиях Росса, прижатой к его широкой груди. Не успела она перевести дух, как он широкими шагами направился к софе.
— Я ваш, — добавил он и, держа Мег в объятиях, опустился на широкое атласное сиденье.
Глава 13
Уста Росса впились в ее губы страстно и безжалостно. Он не задавал вопросов, ибо знал, что делает, к чему стремится. К тому же Мег, пытаясь обрести силу и волю, чтобы дать ему отпор, думала, что он не собирается обсуждать с ней свои действия, как и подвергать сомнению приказы, отдаваемые прислуге.
На террасе Мег бросилась в его объятия по своей воле, теперь же Росс не собирался дать ей возможность объясниться или поспорить с ним. «Я желаю вас», — только что произнесла Мег, Росс поймал ее на слове.
Он всем телом навалился на нее, его руки оказались у нее на груди, перекочевали к талии, по ее коже заскользил батист, руки перебрались к бедру, под напором его пальцев юбки поползли вверх. А уста Росса не отрывались от губ Мег, не давая вздохнуть, стонать, возражать. Силы угасали перед неистовым напором.
Мег теряла власть над собой, растворялась в жаре, аромате и силе мужского тела. Соображения, по которым она должна была отказать ему, растворялись дымкой под напором первых лучей солнца. Осталось только мучительное страстное желание. Ей хотелось предаться любовной игре.
Рука Росса нашла мягкий бугорок между ее бедер, легла на него. Мег простонала, Росс поднял голову и взглянул на нее. Его черные глаза смотрели сосредоточенно от нестерпимого напряжения и переживаний. Мег откликнулась на этот взгляд всем своим женственным сушеством.
— Росс…
— Ты моя, — сказал он хриплым голосом, зарывшись лицом в изгиб ее шеи, покусывая зубами трепещущую плоть, нежно пощипывая ее, несмотря на огромную силу. — Ты моя. Я не позволю другим мужчинам притронуться к тебе.
Такая ревность потрясла Мег, и она открыла глаза. Уставилась на растрепанные волосы Росса, на стол с чайными принадлежностями, на коллекцию нефритовых сосудов. Они в салоне, на софе, средь бела дня. Ее тело изнывало от непреодолимых желаний, таких волнующих, что они почти вызывали боль. Вот где проявились ее истинные чувства к нему, чувства, которые он пробуждал. Оба не просто рухнули на софу, дело совсем в другом, проявилось нечто драгоценное, чудесное и жуткое.
— Нет. Росс, перестань! Сюда в любой момент может кто-то войти. Мы ведь в салоне, ради бога…
— Тогда идем ко мне. — Он пронзил ее взглядом, горевшим первобытной чувственностью и страстью. — Ты моя, и знаешь это.
— Я не твоя. — «Еще не твоя. Я стану твоей не так».
Мег вдруг догадалась, что его пальцы еще не покинули сплетения влажных волос, отчего по ее телу во все стороны разбежались стрелы плотского вожделения.
— Прекрати, убери руку. Отпусти меня!
Мег желала Росса с такой силой, что испытала почти физическую боль, когда тот убрал руку, поднялся с софы и стоял, глядя на нее. По недовольному лицу было видно, что он расстроен тем, что не удалось удовлетворить свое желание.