Расцветающая роза
Шрифт:
— Только одно: это мать дала вам адрес нашего книжного магазина?
— Разумеется! Она ждет нас к ужину, а пока я волен забрать вас куда угодно. Главное мое желание — побыть с вами наедине, а это такси очаровательно, никто нам не мешает. Но боюсь, мы больше не можем кружить по парку, надо вернуться ко мне в отель,
Она глянула на свое простенькое платьице.
— Но я совершенно не одета. — И тут ей пришла в голову ужасная мысль. — А вы-то небось остановились в лучшем отеле?
— В «Ритце», — ответил он, — я всегда там останавливаюсь, а иногда в «Савое».
— Тогда либо продолжим ездить в такси, либо поедем домой к матери, — заявила она решительно, — я не могу и не стану появляться в «Ритце» в подобном наряде. На нем к тому же чернила — мне сегодня утром пришлось заниматься писаниной.
— Значит, вы мне отказываете, малютка, — посмеялся он лукаво, — сказали, любите меня, сказали, согласны выйти за меня…
— Да вы, собственно, на самом-то деле меня еще и не спрашивали, — произнесла она сухо, но в глазах у нее блеснул огонек.
— Совершенно необходимо, чтобы я пал ниц перед вами, — удивился он, — даже несмотря на то, что попросил позволения у вашей матушки? Нет, такси для этого не подходит. Позже все будет обставлено надлежащим образом. Пока же, несмотря на все ваше несравненное очарование, покоряюсь вашей воле и отвезу вас домой. И если ваша мать предоставит нам гостиную, я вам выскажу то, что еще не успел, а вечером мы обсудим наши свадебные планы. Лучше, наверное, сыграть свадьбу в Лондоне.
— Я даже не знаю, где вы живете большей частью, — напомнила она ему все так же суховато.
— Не в Венеции, — погладил он ее по щеке, поцеловав нежно в голову, — там почти всегда слишком сыро. Но все равно, думаю, вам понравится в моем палаццо, когда мы будем там останавливаться. Большую часть года я живу в Париже. Помнится, вы мне говорили как-то, что не знаете Парижа, и прекрасно, я буду счастлив показать его вам первым. Но во Франции у меня еще два дома — надеюсь, они вам тоже понравятся.
Она прикрыла на мгновение глаза, потом широко их распахнула.
— Скажите, — взмолилась она, — наяву я или во сне?
— Наяву, моя малютка, моя любимая. — Он почти насильно привлек ее к себе. — Поцелуй меня, моя радость, так, как целовала в Венеции!
Поцелуй их был долог, а когда он поднял голову, в глубине его темных глаз мерцал огонь.
— Знаешь, что я всегда думал о тебе — с того самого утра, когда послал тебе красные розы?
— Ты послал красные розы?
— А кто же еще?
— Как я рада! — Как счастливо звучал ее голос.
— Я знаю, ты думала, их послал Паоло, но это меня не беспокоило. Паоло лишен воображения, да и красные розы, полагаю, не Бог весть что. Тебе бы больше подошли едва раскрывающиеся бутоны бледно-розовых.
— Вроде тех, с которыми ты меня сравнил тогда, на площади Святого Марка?
— А ты не забыла?
— Конечно нет. Ничего приятнее мне никто не говорил.
Он торжественно пообещал, что она услышит еще множество приятных слов. Потом Эдуард решил объяснить, почему обидел ее тем авиабилетом.
— Мне хотелось быть абсолютно уверенным в тебе, — лукаво заключил он, — понимаешь, я не был убежден, не захочешь ли ты выйти за Паоло.
В ее зеленых глазах мелькнул упрек. Прежде чем обратиться к водителю, он вновь страстно привлек ее к себе, прошептав одними губами:
— Моя расцветающая роза.