Расцветающая роза
Шрифт:
— Кто-то проболтался? — сдвинул он брови.
— Какая разница? Но чтобы отвести какие-либо сомнения относительно вас, уверяю, что никогда не строила на этот счет никаких планов. Но даже если бы с самого начала рассматривала вас в качестве некоей добычи — как выражается Бьянка! — я бы менее всего была склонна приписать вам чистоту помыслов, хотя вы и снизошли до меня. Вы очень умны, что предостерегаете людей, мсье, но Бьянка предупредила меня еще вчера, что любимое занятие ваших подружек — вас преследовать, а повезет в конечном счете лишь одной.
— О ком и о чем вы толкуете? — нахмурился он.
Она проигнорировала его вопрос.
— Что касается моего возвращения домой, то позвольте решить этот вопрос самой, тем более что у меня достаточно денег, чтобы заплатить за билет. — Она поддела ногой обрывки конверта на полу. — И незачем было наносить мне оскорбление покупкой этого билета!
Она столь увлеклась собственным красноречием, что не заметила озадаченного выражения на его лице.
— Меньше всего на свете мне хотелось вас оскорбить, — пояснил он. — Знайте же, Кэтлин, менее всего на свете мне хотелось бы причинить вам боль…
Даже не взглянув в его сторону, она взялась за ручку двери.
— Кажется, Бьянка торопится уйти, — ее голос звучал как натянутая струна, — вон слышны ее шаги в коридоре, и я не желаю заставлять ее ждать.
Она была права — Бьянка оказалась прямо за дверью. Графиня глядела на взволнованное лицо Кэтлин с явным интересом, потом перевела взгляд на Эдуарда и заговорила, разыгрывая удивление:
— Не подумайте, что я подслушивала, просто показалось, что вы ссоритесь.
— Мы не ссорились, — отрезал Эдуард, — напротив, обсуждали некоторые аспекты будущего мисс Браун. Я так мыслю, что ей хочется домой.
— Ну конечно, — намеренно не поняла его Бьянка, — и мне тоже хочется домой, так что прости меня, Эдуард, прости нас обеих, мы с таким трудом оторвемся от тебя. — Голос ее стал суше. — Я вызову нашего лодочника, чтобы он нас сразу же забрал. Мы прекрасно провели время, ленч был чудный. — И она, послав ему холодную улыбку, тут же повернулась к Кэтлин: — Пойдемте, моя дорогая. Я подумала, может, вы меня искали, и чтобы не терять времени, решила сама найти вас.
Последнее ее извинение и сквозившая в глазах ирония никого не обманули. Позже они сидели в гондоле: Паоло был задумчив, не обращал ни на кого внимания, а Бьянка решила объясниться с Кэтлин.
— Я стала думать, что здесь допущена какая-то ошибка, но полагаю, все же Эдуарду не надо было быть столь жестоким. Не ваша вина, что мы думали, будто у вас есть деньги; а поскольку наследство ваше действительно небольшое, то остается только выразить вам сочувствие. Послушайте моего совета: отправляйтесь домой и не встречайтесь больше с Эдуардом. Он повел себя нетактично, — заключила она с искренним недоумением, как будто только недавно узнала француза.
Кэтлин была настолько потрясена случившимся, что ей было мало дела до болтовни Бьянки, хотя и было удивительно, что известие о ее мизерном состоянии совсем не озадачило графиню, наоборот, на ее лице появилось выражение лукавства. Впрочем, Кэтлин не считала себя виноватой, она никого не обманывала, все было просто-напросто недоразумением. Да, ди Рини, несомненно, были жадны до денег, не хотели упускать добычу. Но ошиблись…
— Не подумайте, что ваше пребывание стесняло нас, — сжав ей руку, суховато обронила Бьянка, — надеюсь, вы не испытывали неудобства. Но теперь, мне представляется, вы наверняка утомлены Венецией, и советую вам вернуться домой.
Чем не способ любезно выпроводить гостя! Однако Бьянка удивила ее еще раз.
— Бога ради, не думайте, будто мы что-то замышляли с братом в отношении вас. В доказательство обратного я была бы очень рада, если бы вы забрали с собой в Англию те вечерние платья, в которых вы были так очаровательны. Уверена, у вас найдется время и место еще не раз блеснуть в этих туалетах.
— Нет, благодарю. — Кэтлин яростно тряхнула головой. Она была совершенно уверена, что никогда не захочет надеть их снова. Конечно, она все еще была под впечатлением последней встречи с Эдуардом.
Хватит быть вороной в павлиньих перьях.
Глава 9
Ее отъезд из палаццо ди Рини был лишен всяческих церемоний. Паоло, который все узнал со слов Бьянки, предпочитал никому не мозолить глаза, пока Кэтлин собирала вещи и прощалась с Бьянкой, и даже совсем перед уходом он не появился, словно не найдя в себе мужества.
А может, просто разделял ее чувства. Временами он был с ней очень мил, временами же в нем прорывался буйный темперамент, и ее утомляло столь чрезмерное внимание. Наконец, она не могла забыть об Арлетт, по крайней мере частично он был в ответе за ее исчезновение; а легкость, с какой Паоло переключал свое внимание с одной женщины на другую, едва ли воспринималась как благо теми, кому оно в данный момент предназначалось.
Бьянка одна ее проводила. Она взяла билет на ночной рейс, чтобы не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
Их лодочник забрал Кэтлин с причала, такси довезло в аэропорт, никто не провожал ее с сожалением, когда девушка молчаливо прощалась с блистательной в прошлом венецианской республикой. Но это не означало, что не осталось сожалений в ее сердце. Она знала, что никогда не забудет Венецию, и прежде всего Эдуарда Морока. Он был единственным мужчиной, кто так ее целовал и наполнил невыразимым желанием стать частью его жизни, но она не винила его за то, что он отклонил это желание. Просто она была невероятно наивна, когда вообразила — а порой прямо убеждена, — что он увлекся ею так же, как она им. Возможно, узнай она его репутацию сначала, она была бы осторожнее и, уж конечно, не позволила бы никаких поцелуев. Но это бы не избавило ее от влюбленности.
Влюбиться — значит стать уязвимой, что с ней и произошло. Несомненно, ей было чрезвычайно трудно избавиться от всего, что касалось Эдуарда. Не только ее гордость пострадала, душа скорбела ввиду предстоявших дней, а может, и месяцев, и лет…
Неудивительно, что будущность предстала пред ней в мрачном свете, когда она приземлилась в лондонском аэропорту. Ей захотелось, чтобы ее покойная тетушка оставила свои сбережения кому-нибудь еще, чтобы ей никогда не доводилось ездить в Венецию, даже ради Арлетт.