Расцветающая роза
Шрифт:
— Так, так, — произнес он, — к такому сюрпризу я был не готов!
Бьянка тоже вышла на балкон с видом кошки, поймавшей добычу.
— Ну разумеется, вы друг друга знаете, не так ли? — промурлыкала она, словно эта мысль только что пришла ей в голову. — Мисс Браун наконец убедили оставить отель и переехать к нам, и должна сказать, мы в совершенном восхищении от этого. Я уж начала беспокоиться, не случилось ли чего с тобой, Эдуард, но раз ты скатал в Париж, ты очень удачлив. Я сама там не была уже довольно долго, но у меня чувство, что скоро соберусь туда за покупками. — И она обернулась к Кэтлин и ущипнула ее за щеку. — А вот это мысль, а, милочка? Вместе отправиться в Париж за покупками!
Кэтлин невольно посмотрела на нее так, словно Бьянка несла что-то несусветное, но Эдуард заговорил холодно:
— Если мисс Браун еще не видала Парижа, тогда она, несомненно, получит удовольствие, как и ты, Бьянка. Ты идеальный гид, философ и… подруга, — заключил он, задержавшись на последнем слове.
Бьянка ослепительно улыбалась.
— Как мило с твоей стороны, сразу столько комплиментов, дорогой, — сладостно прошептала она.
Подъезжали другие гости, и Николь Брент присоединилась к ним на балконе. При виде Кэтлин она, казалось, удивилась, но после необходимых приветствий пожала ей руку очень естественно, однако при этом в ее глазах блеснул интерес.
— Так вы англичанка! — произнесла она. — Эдуард мне говорил, что встретил недавно девушку из Англии. — И она поглядела на него со смехом и вызовом, но он был столь мрачен, что Николь не посмела поддразнить его. Вместо этого она подошла к нему, взяла под руку и утешила: — Ну, Эдуард, дорогой, я тебя не отпущу! Все знают твою страсть рисовать красивых девушек, и на этот раз ты нарисуешь меня, правда ведь?
— Если хочешь, — ответил он немного натянуто.
— Ты прекрасно знаешь, я только для того и вернулась в Венецию.
— Ну, так давай сразу и начнем, скажем, завтра утром?
— Сегодня же, если можно. — И ее глаза заискрились весельем. — Но может, ночью не хватает света?
Бьянка только покачала головой, глядя на нее, и полные губы покривились в усмешке.
— Не провоцируй его, Ники, — порекомендовала она, — Эдуард не поддается на уловки, подобно другим. — И она повернулась к остальным гостям, как будто ничего более важного в тот момент у нее не было.
Кэтлин плохо помнила, как протекал вечер, она лишь сознавала, что было очень поздно, вернее, наступило раннее утро, когда первые гости стали расходиться. В столовой был организован буфет с замороженным шампанским и прочими возбуждающими напитками. Николь Брент пила водку, она старалась казаться избалованной состоятельной женщиной, разъезжающей по белу свету и соблазняющей молодых людей богатством и красотой. Она непрестанно с кем-нибудь флиртовала, но при этом не упускала возможности обратиться с чем-нибудь к Эдуарду; для Кэтлин было вполне очевидно, что они добрые приятели, если не более того.
С Бьянкой Николь тоже вполне ладила, казалось, нельзя было более восторженно приветствовать ее появление, чем это сделала Бьянка. И по мере того как время шло, — а Кэтлин молча сидела в углу комнаты, наблюдая за ними, — она решила, что в основе их дружеских отношений лежит странный самогипноз, а Эдуард Морок — камень преткновения в этих самых отношениях.
Бьянка почти не общалась с Эдуардом, зато Николь без конца теребила привлекательного француза, словно всем и каждому хотела доказать, что имеет на него право собственности.
Кэтлин упрекала себя за минутную слабость, за тот поцелуй в гондоле, за то, что она поддалась его чарам и поверила в его чувства. Всякий раз, поймав ее взгляд, он, казалось, едва узнавал ее и не делал попытки подойти и заговорить с нею. С другими дамами он беседовал — со старыми и с молодыми, так что казалось, и вправду у него не оставалось времени, но это оскорбительно-бесцеремонное отношение к ней не оставляло Кэтлин другого выхода, как потихоньку исчезнуть. Балкон уже был кем-то оккупирован, и она ускользнула в пустовавшую, по ее мнению, библиотеку, где надеялась побыть хотя бы некоторое время в одиночестве. Ночь стояла удивительно теплая и душная, во всех помещениях, пропитанных ароматами духов, был спертый воздух, несмотря на высокие потолки и мраморные полы. В библиотеке же, напротив, было прохладно, она выходила в тихий садик, и в ней было полно удобных диванчиков.
Кэтлин, всю ночь не снимавшая туфель на высоких каблуках, воспользовалась возможностью скинуть их теперь и расположиться на парчовой кушетке, а когда стала снимать дорогое рубиновое ожерелье — чужое ожерелье, то услышала совсем близко тихий мужской голос, то был Эдуард, проникший через открытое окно.
— На вашем месте я бы этого не делал, — небрежно бросил он, — они смотрятся очень хорошо.
У Кэтлин опустились руки. Она спросила требовательно-сдавленным голосом:
— Что вы тут делаете?
Он пожал плечами, глаза его неприятно блеснули.
— А вы что тут делаете, коли на то пошло? Я имею в виду не библиотеку — она в этот час самое приятное место в доме, нет, я имею в виду ваших хозяев, что вы у них делаете?
Пришлось снова надеть туфли и, вместо того, чтобы растянуться на диване и отдохнуть, сесть, а он занял место рядом и предложил Кэтлин сигарету, но она отказалась.
— Надеетесь преуспеть там, где просчиталась Арлетт? — с безжалостным интересом спросил он. — Вы, конечно, знаете, что она действительно пыталась стать графиней ди Рини, но тетка Паоло не могла этого допустить. Если б он женился на бедной девушке, пусть и из хорошей семьи, тетка сделала бы все, чтобы он не унаследовал этот дом. А Паоло прожил здесь жизнь, и что бы он стал делать, будучи лишенным всего этого? Так что, разумеется, прощай, Арлетт!
— Значит, он ею интересовался? — Она сидела очень прямо и пыталась не реагировать на его столь близкое присутствие.
— Разумеется. — Эдуард дотронулся до рубинов на ее шее. — Но Арлетт в некотором смысле не столь умна, как вы.
— Что вы имеете в виду? — Кэтлин невольно отпрянула от Эдуарда.
— Вам уже подарили эти рубины. Надо полагать, вы понимаете их ценность.
— Мне дали это понять. — Она едва дышала под взглядом его темных бездонных глаз, в которых сквозило такое презрение.