Расхитители прииска
Шрифт:
Джентри беспокойно заерзал в кресле. Радостное возбуждение от встречи с Шевлином улетучилось. Убрав ноги с письменного стола, он про себя горько жалел, что зашел к компаньону. Все теперь по-другому. Бен постоянно раздражен, у него больше нет времени выпить с ним, он не так откровенен, как в старые времена. А тут еще губернатор. У него совершенно вылетело из головы. Конечно, он вспомнил, но только когда зашел разговор. А, чепуха! Джек Мурмэн уже несколько лет как умер — все давно в прошлом.
— Холлистер ничего не докажет, — возразил Гиб. — Он даже не приехал.
— Да, но есть еще и другие, —
Джентри внезапно почувствовал себя неуютно. Ему никогда не забыть, какое презрение было в глазах Джека, когда его сбили с ног. Этот взгляд пронзил его до глубины души, и, вспоминая эти глаза, он несколько месяцев просыпался, трясясь от страха и обливаясь холодным потом.
У старика не было шансов. Удар нанесли ему сзади. Пояса с револьверами он никогда не носил — не хотел стрелять или пользоваться ножом. Отношения между рудокопами и скотоводами оставались натянутыми, а в тот день давали получку. Они решили обставить все так, словно расправа с безоружным Джеком — дело рук пьяных шахтеров.
— Если ты столь высоко ценишь Шевлина, постарайся убрать его отсюда, — предложил Стоув. — Его приезд может создать проблемы.
Когда за Джентри захлопнулась дверь, Бен сел в кресло, которое тот оставил, и тоже положил ноги на стол. Нет больше надобности посвящать Джентри в то, что Шевлина здесь уже нет. Нет надобности вообще о чем-либо говорить Джентри. После того как они вывезут золото, придется с Гибом что-нибудь делать. Его срок годности уже истек.
Джентри остановился внизу под навесом, разглядывая улицу, потом откусил кончик новой сигары и задумался. Пошел этот Бен к черту! Открывающиеся перспективы не сулили ему ничего хорошего.
Гиб всегда был не дурак выпить, а теперь его возможности по этой части стали практически неограниченными. Но он перестал получать от этого удовольствие. Стоув здорово изменился. Высокомерен, лишним словом не обмолвится и, когда бы Джентри ни зашел к нему, норовит выставить его подонком.
Гиб стоял на улице, мрачно устремив взор в будущее. Пора принимать радикальные решения. Хватит ребячиться, надо прекращать так часто прикладываться к бутылке. В глубине души он давно все понимал, но никогда не пытался выразить словами. Мысли его неохотно вернулись к Бену. Стоув крутой парень. Вон каким большим человеком стал, все его слушаются.
И тут его охватила злость. Большой человек? Да какого черта Бен так возомнил о себе? Какого черта он, Гиб, должен подчиняться Бену или кому-то еще?
Бен посоветовал ему убрать Майка Шевлина из города. Вот только как это сделать? Много лет миновало с тех пор, как Майк ушел отсюда. И хотя о нем не доходило никаких вестей, Гибу с первого взгляда стало ясно, что бывший друг, без сомнений, прошел огонь и воду… Трудно представить, как можно безнаказанно убить такого человека. Он сам при этом ухлопает кучу народа. Стоув иногда слишком туп. Неужели не видит, что лучше всего оставить Майка в покое?
Гиб Джентри считал себя опасным противником и нисколько не преувеличивал, но еще он любил за бутылкой виски вспомнить старое доброе время, поговорить о минувших днях. Правда заключалась в том, что Гиб, как и многие другие, так окончательно и не повзрослел. Воспевая веселую, бесшабашную юность и воскрешая старые забавные байки, он старательно избегал открыто смотреть в лицо будущему.
Вновь намечался дождь, облака грозно клубились над горными вершинами. Сигара Джентри потухла. Он посмотрел на нее с неприязнью, потом повернулся и пошел по улице. Да, Бен изменился. Он теперь ни в грош не ставит старых друзей. Где-то в глубине сознания крошечный колокольчик бил тревогу, но Гиб не хотел слышать предупреждения. Он думал о выпивке.
Майк Шевлин следовал за Бертом Перри вверх по узкому каньону, пробираясь среди редких деревьев, зарослей кустарника, скатившихся откуда-то сверху валунов и щебневых оползней. Когда они достигли участка, Перри сказал:
— В шестидесяти ярдах вверх по каньону есть источник с питьевой водой, и, если ты не мнишь себя поваром, я мог бы приготовить еду.
— Мне хватило двух раз попробовать свою стряпню, чтобы убедиться в полной бесталантности по этой части.
Он расседлал лошадь и оглянулся вокруг. Смотреть было особенно не на что. Хижина Перри, простая двухкомнатная лачуга, собранная наскоро, но надежно, стояла на насыпи, образованной пустой породой. В тридцати футах от нее располагался загон, к которому примыкал односкатный сарай, используемый как подсобка. За ним начинался горизонтальный тоннель штольни.
Выше по каньону виднелся еще один отвал пустой породы, побольше, чем их. Возле него Майк не заметил никаких строений.
— Чей это участок? — спросил Шевлин.
— Он заброшен. Разведывательная разработка для Солнечных Россыпей. Золото нашли на столовой горе прямо над этим местом. Решили отсюда углубляться в гору, но, обнаружив жилу на другом склоне, разработку здесь прекратили.
Когда они принялись за еду, темнота уже заполняла каньон, сглаживая резкие очертания голых холмов. Шевлин пил вторую чашку кофе, прислушиваясь к пению птиц. Неожиданно все звуки стихли. Перри продолжал говорить. Если он и заметил изменения, то не подал виду.
— Много здесь бывает людей? — спросил Шевлин.
— Жила, кажется, расширяется, и я уверен, что примерно в шестидесяти футах… Что ты сказал?
— Я спросил, много ли здесь бывает народу?
— 3десь? Да кто сюда пойдет? Они все думают, что я сумасшедший, раз работаю на этом участке. За прошедшие четыре месяца не появилось и двух человек.
— Как далеко вверх тянется каньон?
Перри пожал плечами.
— Откуда мне знать? Я никогда туда не ходил. Через милю он сужается так, что становится просто расщелиной между горами. Говорят, что, расставив руки, можно коснуться обоих склонов. Там огромное скопление скал.
Майк Шевлин поднялся и подошел к двери. Некоторое время он стоял, прислонившись к косяку. Это мог быть ягуар, но у него появилось предчувствие, что птицы смолкли, заслышав человека.
— Встанешь утром, — предложил Перри, — расчисть штольню от пустой породы, которую я отбил в последний раз. Мне надо в город.
— Рафтер стал весьма процветающим городом, — задумчиво произнес Шевлин.
— Чем меньше ты будешь об этом говорить, тем лучше. Я стараюсь реже бывать там и ни с кем ничего не обсуждаю, ну, разве что дела на участке или события, происходящие далеко отсюда.