Раскаленная стужа
Шрифт:
– Вы ошибаетесь, – возразила она с твердой убежденностью. – Мой отец вынудил его выполнить условия договора. Рэннольф взял меня в жены только для того, чтобы не потерять моего наследства.
– А я скажу вам, что в тот день мой брат отправился в Бенфилд, сказав при этом, что не согласится на сделку, несмотря на все ваши владения. Не забывайте, что я тоже присутствовал при этом и видел не только то, что видели вы. Вашему отцу ни за что не удалось бы заставить Рэннольфа выполнить условия договора, если бы мой брат не увидел в вас то, от чего не смог отказаться.
Ровена не сводила с него
– Даже если все, что вы говорите, правда, – ответила она, – боюсь, это мне уже не поможет. Я слишком долго сдерживала в себе гнев и выплеснула его слишком быстро. Я не только обвинила его в намерении изменить мне, но еще пригрозила ему, что больше не лягу в его постель и поклялась запереться со своими служанками на женской половине.
К ее полному изумлению, Темрик громко расхохотался.
– Отлично сработано, миледи. Сначала вы демонстрируете ему свою ревность, потом скрываетесь вне пределов его досягаемости. Это распалит брата как никогда. Похоже, что вам моя помощь и не потребуется.
– Как вы можете смеяться? – спросила Ровена, возмущенная его неожиданным весельем. – Сначала вы интересуетесь, почему я прекратила борьбу, а потом, когда я призналась, что не только сдалась, но и покинула поле боя, вы смеетесь. Вам смешно, что я потеряла право называться леди Грэстан?
Он только улыбнулся.
– Вы ничего не потеряли. Свои права на этот замок вы завоевали одним мастерским ударом в самую первую ночь, проведенную здесь, и они будут принадлежать вам до тех пор, пока вы сами от них не откажетесь. Вы не сможете жить без Рэннольфа. И вы это знаете. Не надо качать головой, только слепой не видит этого. Если бы в вашем сердце не было для него места, вы не обратили бы никакого внимания на слова Мэв.
Онемев от такого заявления, Ровена безучастно смотрела, как он стал медленно отходить от дерева, как бы подавая сигнал, что их неожиданный разговор подошел к концу.
– Здесь разбилось столько сердец, и мы так запутались в сетях страстей, что уже не надеялись освободиться от них. Но явились вы и распутали часть из них с такой легкостью, словно подняли опрокинувшийся на стол кубок и вытерли разлитое вино. Вы открыли ему дверь, теперь Рэннольф должен выйти на свободу.
– Что происходило здесь? Что связывает Рэннольфа и Гилльяма? Почему Мэв имеет на них такое влияние? – тихо спросила она, но он поднял руку, предупреждая дальнейшие расспросы.
– Спросите об этом своего мужа. Если вы та женщина, за которую я вас принимаю, он вам сам все расскажет.
– Слишком поздно, – прошептала она.
– Еще нет, – ответил он с легкостью.
– Это по-вашему, – вздохнула Ровена. Несмотря на его слова, в ней не заронилась надежда. – Но все равно я благодарна вам за ваше дружеское участие. Временами мне так одиноко здесь. До тех пор, пока я не оказалась в Грэстане, одиночество никогда не угнетало меня. Здесь, где меня любят многие и где я должна чувствовать себя своей, пустота в моем сердце никогда не была такой глубокой, как сейчас.
– Вам одиноко? Я удивлен, – сказал он вполне искренне. – Вы же знаете, кто вы.
– Знаю, кто я? Я вас не понимаю.
– Я хочу сказать, что вы благородного происхождения.
– Что значит благородное происхождение в сравнении с одиночеством? – с горечью сказала она, несколько смутившись. – Титул не уберег меня от того, что я была нежеланной дочерью, отвергнутой матерью только потому, что родилась от отца, а отец сделал меня своим оружием против нее. Сейчас у меня есть титул леди Грэстан, если не считать, что мой господин не признает меня таковою. – Она сорвала цветок гвоздики и поднесла его к лицу. – Суть человека не зависит от того, знатен он или нет.
– Приношу свои извинения. Такова уж моя привычка, поскольку я и то, и другое, и, вместе с тем, ни то, и ни другое. – В лунном свете отразилась его кривая усмешка.
Ровена подалась немного вперед.
– Но Рэннольф так любит вас. Не думаю, что он откажет, если вы попросите признать вас сыном его отца.
– О, он все бы мне отдал, включая Грэстан. Но это не в его власти. Если бы мой отец… – голос Темрика прервался, он отвернулся от нее, чтобы она не видела его страданий.
Напряжение постепенно отпускало Темрика, она поняла это по тому, как опадали его плечи. Когда он снова повернулся к ней лицом, Ровена прочитала в его глазах решимость.
– Простите меня, что я своими неуклюжими лапами залез в ваши самые сокровенные тайны. В общем, я старше брата всего на несколько месяцев. Моя мать была кормилицей Рэннольфа, потому что его мать умерла, дав ему жизнь. Но не думайте, что я завидовал его положению, потому что это не так.
– Если бы это было так, вы не любили бы его. – Произнеся эти слова, она вдруг поняла, что Темрик прав. Не нужен ей ни замок, ни титул, она всем сердцем была привязана к тому, что являлось общим для двух братьев, трогало душу всякого живущего внутри этого замка и чего ей так не хватало в жизни. Их любовь друг к другу была тем материалом, который скреплял собой камни Грэстана. Именно это чувство создало нерушимые узы, которые даже Мэв, при всем своем старании, не смогла разрушить. И Ровене вдруг стало ясно, что только муж смог бы заполнить пустоту в ее сердце. А как раз это теперь несбыточно, потому что она сама не оставила себе никакой надежды.
– Мы вместе воспитывались, вместе учились, и нас обоих должны были посвятить в рыцари, если бы был жив наш отец, или на этом настоял бы Рэннольф. – Темрик рассказывал спокойным голосом, между тем как она все глубже впадала в отчаяние.
– Так вы не посвящены в рыцари? – с большим трудом ей удалось скрыть свои чувства.
– Нет. Нам не было восемнадцати, когда умер наш отец, и Рэннольф, который должен был вступить в свои права по закону, получил рыцарское звание вместе с наследством.
– Так вы ничего не получили? – Ей казалось странным, что человек, который так любил своего незаконнорожденного сына, что даже воспитал его в замке вместе со своим законным наследником, не упомянул его в своем завещании.
– А что я должен был получить? Ведь я его незаконный сын. – Как Темрик ни старался, он не мог скрыть своей боли и обиды. Резкий тон голоса Темрика относился не к ней, и она это поняла. Он вздохнул, и даже если Ровена не видела выражения его лица, она и так догадалась бы, что оно снова стало жестким и замкнутым. – Когда-нибудь, миледи, быть может, и вы мне окажете услугу.