Расклад рун
Шрифт:
Возможно, до самой главной профессиональной вершины Вирджинии было еще очень далеко, тем не менее здесь она могла бы «нанести ее на карту своих жизненных планов». И против ожиданий миннесотских друзей университет Ламара в то время представлял собой один из самых притягательных вузовских адресов в стране. Он был чем-то вроде тематического парка всякого рода тунеядцев, до отказа набитый длинноволосыми сочинителями рока, начинающими романистами с ковбойскими замашками, видеоторговцами, бог знает каким образом превратившимися в кинодеятелей, скинхедами и неопанками. В эту пеструю публику каким-то образом затесался и недавно сколотивший себе миллиардное состояние разработчик программного обеспечения.
Более того, с самой первой секунды
На первую зарплату в университете Вирджиния решила купить в рассрочку маленький вишневый пикап – японский, – отдав в счет покупки свой старенький проржавевший «додж-кольт». Выехав со стоянки автомобильного дилера, она настроила радио на станцию «Тексано» и всю дорогу, сидя за рулем, подпрыгивала на сиденье в такт мелодии, наигрываемой на аккордеоне.
Без малейшего сожаления Вирджиния по телефону порвала свои и без того уже дышавшие на ладан отношения с высокомерным, сильно пьющим англичанином и завела себе нового любовника по имени Чип – высокого, нескладного уроженца Техаса, чем-то напоминавшего молодого Клинта Иствуда. По ночам Чип работал в рок-видеотеке, а днем писал пробные тексты для телепрограмм. Она постриглась под мальчика, а субботними вечерами покрывала волосы ярким лаком и гелем, надевала открытое красное платье, ковбойские ботинки и отправлялась с Чипом в круиз по ночным барам на Шестой улице.
Выходные Вирджиния проводила в своем пикапе, мчась по пожелтевшей траве, мимо пыльных зеленых кедров Холмистого Штата, открыв все окна навстречу порывам горячего южного ветра на скорости семьдесят пять миль в час. Она ловко объезжала броненосцев на дорогах, зажав между ног холодную и влажную бутылку «шайнер-бок».
Вирджиния мечтала провести здесь всю оставшуюся жизнь. Она хотела состариться под жарким техасским солнцем. Она грезила о том, как со временем ее кожа приобретет бронзовый оттенок, огрубеет, покроется глубокими бороздами морщин, словно старый сапог, и она превратится в крутую старую техас-ку наподобие Молли Айвинс или Энн Ричарде и будет говорить и делать все, что ей заблагорассудится, и плевать на всякое дерьмо.
Они с Чипом поселились в маленьком техасском бунгало на склоне холма. В доме был даже камин, которым они, правда, никогда не пользовались. Никто из них в одиночку не смог бы позволить себе подобную роскошь: из бунгало открывался великолепный вид на университетский кампус и на живописный абрис угловатых, чем-то напоминающих экзотические растения центральноамериканской пустыни небоскребов Ламара. Часто, приходя домой в середине дня, Вирджиния заставала Чипа за разыгрыванием сцен из его телесценариев: он стоял с пистолетом в руках, целясь в их туповатого кота, и орал: «Стоять! Полиция!» или демонстрировал способы восстановления дыхательной функции на диванной подушке, приговаривая сквозь сжатые зубы: «Дыши, черт тебя побери!» Пока все его пробные сюжеты для телевидения – детектив про вампиров, мюзикл про спасателей, комедия про четырех очаровательных деток и их приемного отца и история о садисте-гуманоиде из отдаленного будущего – безнадежно отставали от времени.
Но нынешним летом Чип наконец-то создал «верняк» – часовую драму о женатой паре частных детективов из Лос-Анджелеса. Он – Т. К. Мур, чернокожий бывший полицейский, отсидевший срок за преступление, которого не совершал! Она – Веранда, белая супермодель со степенью по парапсихологии! Они живут в самом модном прибрежном районе Лос-Анджелеса, расследуют похищения, совершаемые инопланетянами, и одновременно разыскивают настоящих убийц бывшей жены бывшего полицейского. Чип характеризовал свое творение как смесь «Макмиллана с женой», «Секретных материалов» и «Спасателей». Драму он почему-то назвал «Венецианские мавры».
Так что в данный момент Чип колесил по Лос-Анджелесу, сняв комнату у своего тамошнего друга Мела, а по телефону давал весьма туманные ответы на тот счет, собирается ли он возвращаться в Техас, а если собирается, то когда. Тем временем Вирджиния с трудом наскребала деньги на оплату их бунгало и, глядя вечерами на освещенные неоновыми огнями очертания Ламара, задавалась вопросом, а есть ли у нее вообще-то парень, или пришло время подыскать нового. Хуже того, она приближалась к окончанию третьего года конкурсного срока, и нужно было готовить отчет.
Вскоре после отъезда Чипа заведующий кафедрой профессор Ле Фаню пригласил ее на беседу в ресторанчик на берегу реки в техасском этностиле и долго в привычной для него манере наставлял Вирджинию в премудростях жизни. Ле Фаню был галантный южанин, приближавшийся к своему шестидесятилетию, совершенный подкаблучник или, в переводе на более светский язык, джентльмен, доходящий до почти непристойной трусости в присутствии женщин. Стоило ему заговорить, как у Вирджинии возникало впечатление, что она слышит траурную мелодию, наигрываемую на дешевенькой скрипочке. Единственная уступка, которую профессор сделал техасской жаре, состояла в том, что на встречу он пришел без галстука и, сидя за грубо сколоченным столом с видом на реку, старательно убирал рукава белого холщового пиджака от поверхности стола, сплошь покрытой липкими кругами от пивных кружек.
Вирджиния, конечно, вполне понимала смысл происходящего. Она поскребла засохшую соль на ободке кружки. Неизвестно сколько времени – казалось, целую вечность – они болтали обо всем на свете и ни о чем, словно старый дядюшка и любимая племянница, которую он приехал навестить. Наконец профессор как-то весь подтянулся, бросил взгляд куда-то за реку и положил руки на стол, словно собирался тут же встать и уйти.
– Все вас любят, Джинни, – произнес профессор Ле Фаню мягким говорком уроженца Теннесси, пристально всматриваясь в мерцание воды в реке, – и я не хочу, чтобы вы меня неправильно поняли. Однако должен вам сказать, список публикаций у вас маловат. Признаю, с вашей книгой обошлись несколько несправедливо, но ведь она не имела успеха, и это факт, тут ничего не попишешь, как говорится. Ваши последние работы, вне всякого сомнения, заслуживают всяческой похвалы, однако другие молодые преподаватели к настоящему времени опубликовали по две и по три статьи. У Ричарда даже вот-вот должна выйти еще одна книга. Ламар – райский уголок, Джинни, вот почему я работаю здесь уже двадцать пять лет, но возможно – поймите, я высказываю лишь свое предположение, оно может оказаться и ошибочным, – возможно, вы слишком много времени уделяли развлечениям…
С этими словами усталый наставник отвел печальный и разочарованный югляд от реки и обратил его на Вирджинию. Она ничего не ответила. А что она могла сказать? Профессор совершенно прав. Опубликованный вариант ее диссертации удостоился значительно более прохладного приема, нежели первоначальный вариант. Ученые, представляющие старую школу и заполняющие своими статьями научные журналы, те самые ученые, что славятся врожденным скептицизмом по отношению к молодым и еще большим к женщинам, опубликовали более чем прохладные рецензии на ее книгу.