Расколотое королевство
Шрифт:
— Почему, — спросил я, встретившись с ним несколько часов спустя, — ты рисковал жизнью ради меня, моих друзей и моего лорда?
Вместо ставшего привычным хмурого взгляда он ответил мне широкой ухмылкой.
— После того, что ты совершил в прошлом году в Эофервике, думаешь, я позволю тебе во второй раз присвоить себе всю славу? — хмыкнул он. — Раз уж ты готов был лезть в лагерь врага всего с десятком бойцов, я решил, что четырехсот мне будет вполне достаточно, чтобы сразиться с ним.
Даже через несколько часов после битвы глаза Беренгара
— Значит, король не дал тебе людей, — заметил я.
— Не было времени просить, — сказал он. — Я знал, что вы отправились налегке, так что нам пришлось выступить как можно скорее, чтобы догнать вас. Кроме того, враг заметил бы приближение больших сил раньше, чем мы получили бы возможность атаковать. К тому времени они или укрепили бы оборону или выстроились бы за стенами города боевым порядком.
— Получается, ты взял весь риск на себя, — ответил я, качая головой в недоумении. — Что было бы, если бы вас всех перебили? Как бы ты объяснил все это ФитцОсборну?
— Никому не удавалось завоевать славу, не рискуя жизнью, — сказал он. — Ты это знаешь не хуже меня. У меня был шанс совершить что-то действительно важное, настоящий подвиг, и я знал, что не должен упустить такую возможность.
Несмотря на наши последние ссоры я восхищался Беренгаром. Именно такую войну мы вели в Марке: быстрый рейд по вражеским тылам, ряд болезненных ударов с минимальным уроном для себя, а потом быстрое отступление. На этот раз все удалось даже лучше, чем он мог ожидать.
— Больше всего жалею, что упустил Этлинга, — признался Беренгар. — Я надеялся, что у меня была возможность прихлопнуть его раз и навсегда.
Снова разбитый, но еще не побежденный, Эдгар, несомненно, еще даст знать о себе. Я был уверен, что он еще доставит нам немало хлопот.
— Мы обязаны тебе жизнью, — сказал я. — Если бы не ты, мы бы все уже были мертвы.
— Это я должен благодарить тебя, — ответил он. — Если бы ты не поджег корабли, враг не запаниковал бы, и мы бы не вошли в город. Отличная идея, и хорошо сработано.
Я дружески хлопнул Беренгара по плечу и с этим оставил его. Новые люди подъезжали поздравить толстяка с победой, а мое место было рядом с моими товарищами, лордом Робертом и его отцом.
И Беатрис. Она ждала моего возвращения и подъехала, чтобы поприветствовать меня. В дополнение к плащу ей раздобыли клетчатые штаны и рубаху из грубого полотна, чтобы согреться и сохранить скромность. Они были слишком велики для ее стройного тела, но ее это, похоже, не заботило.
— До сих пор не могу поверить, что ты пришел за нами, — призналась она. — Прийти всего с девятью людьми означало идти на верную смерть.
Я пожал плечами.
— Никогда не простил бы себе, если бы бросил вас на произвол судьбы. Но это в равной степени заслуга моих друзей. И Беренгара тоже.
— Я знаю, и благодарна им.
Мы ехали в молчании, подняв на головы капюшоны для защиты от холодного дождя.
— Я сожалею о Леофрун, — сказала она через некоторое время. — Очень.
— Вы уже знаете?
— Твой человек Эдда рассказал мне, что произошло. Он рассказал мне, как она умерла. И о разорении твоей усадьбы тоже. Я знаю, что она сделала тебя счастливым, и помню, что ты потерял не ее одну.
Но та, другая была жива. В это было почти невозможно поверить, но Освинн выжила, и теперь я знал это точно. В моем сердце бушевал целый вихрь чувств, настолько противоречивых, что мне трудно было разобраться с ними со всеми. С одной стороны радость осознания, что она ждет меня где-то там, а с другой — растерянность, потому что я не представлял, где ее искать. И твердая уверенность, что я должен ее найти несмотря ни на что.
Беатрис, конечно, ничего этого знать не могла, но все же я пошел в Беферлик в первую очередь ради нее. Мысль потерять ее, как Леофрун, была просто невыносимой. Было бы неправильно сказать, что я любил ее, но я о ней по-прежнему заботился, хотя и не так, как она, возможно, желала.
— Беатрис… — начал я, надеясь объяснить хотя бы часть того, что сейчас творилось в моей душе.
— Не нужно ничего говорить, — прервала она меня.
Может быть, она догадалась, что я собираюсь сказать.
— Независимо от того, что случилось когда-то между нами, я понимаю, что это невозможно. И признаю это.
Она ласково улыбнулась, показывая, что не таит обиды на меня, но глаза ее выдавали душевную боль. Я хотел бы найти для нее слова утешения, чтобы облегчить сердечную муку, но знал, что они только усложнят наши отношения, и потому молча улыбнулся в ответ.
По крайней мере, мы не утратили способности понимать друг друга, и этого уже было достаточно.
Вместо того, чтобы убить Дикого Эдрика, мы взяли его с собой в качестве заложника. Не успели мы вернуться в Эофервик, как Беренгара — командира похода, и Роберта — старшего среди лордов призвали в королевский шатер вместе с англичанином. Человек, которого Бартвалд описывал мне, как самого опасного, безжалостного и хитрого, дрожал от страха, как заячий хвост, когда его уводили от нас. Как один из лидеров мятежников, он был виновен в гибели многих французов и должен был понести заслуженное наказание. Впрочем, его судьба меня не волновала.
В лагере я сразу отправился на поиски лекаря для Мале и Уэйса, чья рана оказалась серьезнее, чем я сначала подумал. Меч датчанина, пронзивший его бок, раздробил одно из ребер, осколки кости ушли глубоко во внутренности, так что каждый вдох давался ему с трудом.
— Он выживет, — сказал отец Эрхембальд, осмотревший его первым.
Голос священника звучал уверенно, и я принял это за добрый знак.
— Он не сможет сражаться так же хорошо, как раньше, но жить будет.
Действительно, уже через несколько дней силы Уэйса начали восстанавливаться. Конечно, он страдал от боли и был слаб, как никогда, но уже мог ходить и даже ехать верхом, хотя и с перекошенной от напряжения физиономией.