Расколотый мир
Шрифт:
Он действительно не знает, что со мной делать. И честно говоря, я не знаю, что делать с ним. Если бы он был таким парнем, каким я его считала, я была бы уже мертва. И он точно не принес бы мне воды.
— Так у Ромео есть имя?
Он фыркает.
— У меня и так будет достаточно проблем, если ты вернешься на базу со знанием моего лица. Не думаю, что скажу тебе еще и имя, которое к нему прилагается.
— Я не вернусь, — отвечаю я тихо. Это первый раз, когда я говорю это вслух. От чего не становится легче. — И если ты еще этого не понимаешь, ты больший
— Ну, ты считаешь, что я довольно классный дебил. — Его голос наполнен весельем, которое теперь, когда он говорит без самодовольства, на самом деле ласковее, чем я думала. — Ты их золотой ребенок, их вундеркинд. Они будут торговаться за тебя, я уверен.
— За что торговаться то? — Я сдвигаюсь, пытаясь приподнять свой вес, пытаясь почувствовать себя менее уязвимой. — Скажешь, чтобы мы все сделали то, что ты хочешь, что Орла Кормак требовала во время последнего восстания на Эйвоне. Скажешь, чтобы завтра все военные ушли, а «ТерраДин» оставила вас в покое. А что потом?
— Мы больше не просим военных уйти. Мы просто хотим жить нашей жизнью, свободной от правил «ТерраДин». Мы хотим быть независимыми гражданами.
— Чем вы будете питаться, без импорта «ТерраДин»? Где возьмете строительные материалы для ваших домов? Эйвон не может поддерживать жизнь самостоятельно, пока нет. Он слишком молод, экосистемы слишком хрупки. Еще ничего не доделано, видоизменение не закончено. Если бы Орла Кормак победила десять лет назад, вы бы все умирали от голода прямо сейчас.
— Орла ошибалась. — Я вижу, как тяжело ему говорить это. — И ее казнили за это. Мы не просим полной автономии. Все, что мы хотим, это лекарств для наших детей, еды для наших стариков, школ. Это не жизнь, ты должна это понимать.
— Я знаю вот что: что если бы военные не были здесь, чтобы поддерживать порядок, «ТерраДин» давно бы съехала, оставив поселение, а затем прошло бы немного времени, и мы бы увидели, что вы едите водоросли. Можешь, сколько хочешь ненавидеть нас, но военные поддерживают в тебе жизнь.
Его челюсти напрягаются, когда он смотрит на меня, и я знаю, что я заработала очко. Но он не сдается и тихо произносит:
— Орла Кормак больше не ведет нас. Не все из нас хотят твоей смерти. Я хочу общения, а не бойни. Я хочу, чтобы кто-то выяснил, почему Эйвон не продвигается по стадиям видоизменения. Это мой дом, и он разрушен. Должен быть лучший выход.
Я отклоняюсь назад, веревки врезаются в кожу. У меня нет быстрого ответа на это — я ожидала, что он зацепится что-нибудь глупое и благородное, как большинство идеалистических молодых мятежников. Логику сложнее отклонить. В другом месте, будучи непривязанной к полу, я могла бы часами спорить с этим парнем. Я поднимаю подбородок, сжав челюсти.
— Если ты хочешь поговорить, то похищение офицера с военной базы, вероятно, было не лучшим вариантом.
— Трудно придумать, чтобы все закончилось хорошо, — признается он. — Ты должна была позволить мне уйти оттуда.
— Я позволила потенциальной угрозе уйти, и это моя вина, когда мои солдаты возвращаются домой к своим семьям в гробах. — У меня снова пересыхает в горле. Я могу сказать, что обезвожена. — Если ты был там не для того, чтобы причинить кому-либо боль, тебе следовало позволить мне отвести тебя в штаб. Если ты не делал ничего плохого, тебе нечего бояться.
— Чушь. — Доброта исчезла из его голоса, когда он вскакивает на ноги. Почему он выглядит так знакомо? Где я видела его раньше? — Я просто общался.
— У тебя был пистолет!
— О котором ты не знала до попытки арестовать меня.
— Ты стрелял в меня, Ромео. — Я делаю дикий рывок веревки, но все, что происходит, это импульс боли, проносящийся по моим плечам.
— Ты поспешно пришла к заключению, что я что-то задумал. — Ромео смотрит на меня, сжав челюсти. — Точно так же, как все думают, что мы что-то задумали. Именно поэтому мы должны прятаться здесь. Я лучше умру, чем доверюсь законам «ТерраДин» или военной идее их применения.
— Возможно, я предполагала, но я не ошибалась. И я лучше умру, чем позволю тебе или твоим друзьям-террористам причинить вред кому-либо на моих глазах. — Мой рот сворачивается в холодную улыбку без капли юмора. — Похоже, у одного из нас, по крайней мере, исполнится желание.
— Я не террорист. — Ромео отступает назад и становится еще лучше освещен, когда он опускается, чтобы достать фонарь. Его красивое лицо посуровело, его голос близок к враждебности. Юмор, сарказм — совсем пропали. — Все, что мы хотим, это то, что принадлежит нам. Я оказался там как раз после информации о скрытом объекте. Если бы я хотел взорвать твой дурацкий бар, я бы не потратил время на флирт с тобой.
— Я считала, что ты флиртуешь со мной, потому что тебя послали убить меня.
Он молчит, тяжело дышит через нос. У меня не так уж много сил — у меня нет никаких сил, будучи связанной вот так — но по крайней мере я могу заставить его сердиться.
— Это не дает нам ничего, — произносит он низким голосом.
Я пытаюсь наклониться вперед, ограниченная своими путами.
— Все, что я сделала — это моя работа. Ты тот, кто втянул нас в это. И если ты остановишься и подумаешь об этом, я не думаю, что я та, на кого ты злишься.
Он делает вид, что размышляет об этом, а затем отрезает:
— Нет, я почти уверен, что это ты.
А потом он уходит, направляясь в туннель и забирая с собой свет. Я была права — у него кишка тонка убить меня. Он заставит кого-то другого сделать это. Так много за то, чтобы у меня была компания перед смертью.
Я должна продолжать пытаться освободиться от столба, но я знаю, что не собираюсь никуда, пока они не решат мою судьбу. Я понимаю, что знаю правду: они убьют меня. Ромео, возможно, еще не понимает этого — он может думать, что военные дадут этим людям что-то в обмен на мое безопасное возвращение. Но командир базы Тауэрс следует указу, включающему в себя распоряжение про пленных солдат. Мы так не работаем. Мы не заключаем сделок.