Расколовшаяся Луна
Шрифт:
– Знаешь, что это такое?
– прошептала Джианна ошеломлённо.
– Штёртебекер! Это голова Штёртебекера, которая в январе была украдена из музея Гамбургской истории! Идиоты не закрыли витрину. Францёз украл его. Череп из пятнадцатого столетия. Что он собирается с ним делать?
– Я только одно скажу: чистая жадность. Точно он хочет сбыть его с рук подороже. Но мы вряд ли сможем сообщить об этом в полицию, не так ли?
– Это и Джианна должна осознавать.
В то время как она прикручивала засов снова на дверь, я позаботилась о том, чтобы мёртвые и умирающие крысы исчезли из туннеля. Нагруженные
Мне было ясно, что это мероприятие, со спасением борзой, излишне усложнило всё дело. Но я бы просто не смогла оставить его на погибель на свалке Францёза. Я, Бог знает, не была любителем собак, но такого это животное не заслужило, даже если я рисковала тем, что во Фрнацёзе проснётся подозрение. Но было уже поздно ломать себе над этим голову. Я должна была верить в то, что Францёз потерю своей собаки, в своей жадности, либо совсем не заметит, либо быстро заменит покупкой нового, достойного сожаления животного.
Я вылила немного воды в сточную канаву и позволила Россини слизать её. Джианна, бледная, облокотилась о стену и мазала себе губы бальзамом для губ. Её глаза смотрели в никуда. Она выглядела как мёртвая.
Я использовала внезапное спокойствие, чтобы обстоятельно оглядеться. Дома вокруг галереи были в настоящее время очевидно незаселёнными, но окружены строительным забором. Наверное, они должны будут быть отремонтированы в ближайшем будущем. И поэтому предоставляли достаточно жизненного пространства для всех крыс, которые ранее сбежали. Я не могла их ни видеть, ни слышать. Они вряд ли привлекут сюда полицию.
По крайней мере, была большая вероятность того, что в этой местности не было внимательных и законопослушных соседей, которые обнаружили бы переполненный подвал, в том числе и напасть с грызунами и могли бы донести на Францёза. Если полиция обнаружит крысиную дыру Францёза, то у него будет веская причина исчезнуть из Гамбурга и взять Пауля с собой, скорее всего, тайком. Кто жил как перевёртыш, должен был, хотел он того или нет, соблюдать законы, по крайней мере, внешне. А воровство пиратских черепов было попросту нелегально. Нет, полиции нельзя пронюхать об этом. Ни о нашем взломе, в том числе и хищении собаки, ни о том, что вообще существовал такой переполненный мусором подвал.
– Что нам делать с ним теперь?
– спросила Джианна ломким голосом и указала на Россини. Она всё ещё обессилено опиралась о стену дома, но цвет её лица стал снова более или менее нормальным. Вместо того чтобы ответить, я вытащила свой мобильный и набрала тот номер, который, непристойно ругаясь, схоронила перед своим последним отъездом из Кауленфельда. На тот случай, если Тильман зайдёт слишком далеко и я захочу как можно быстрее избавиться от него.
Прошло несколько минут, пока подняли трубку, и мне было ясно, что я только что разбудила господина Шютц. Но Россини нельзя оставаться тут, и у меня было время только на выходных, чтобы сделать краткий визит в Вестервальд. В понедельник я должна буду снова быть в полной боевой готовности перед Ларсом.
Я очень
Это идея чрезвычайно нравилась зверю в моём животе, хотя я понимала, что оно, скорее всего, без всякой причины вставало на дыбы, когда я думала о них вместе. Потому что моя слепая ревность исходила не из-за того, что господин Шютц и мама нравились друг другу, как мне между тем уже стало ясно, а из-за разочарования, что это был мой учитель, а не папа, кто при нашем возвращении домой сидел в оранжереи.
Всё же оба не должны ничего начинать друг с другом. Никогда. А предохранение лучше, чем потом беспокоиться о последствиях. Но прежде всего, я хотела увидеть маму ещё раз, прежде чем начнётся схватка. Наконец он ответил, заспанным и хриплым голосом.
– Здравствуйте, господин Шютц. Мне очень жаль, что я разбудила вас, но у нас тут небольшая проблема. Вы бы не могли взять к себе собаку?
Глава 48.
Этические основы
– Елизавета. А вот и ты, - сказал господин Шютц, немного кивнув головой. Искренняя радость звучала по-другому.
– О Боже, ещё и борзая, - добавил он, бормоча, когда Россини пронёсся мимо него в тусклый коридор и, поскользнувшись, врезался в буфет на кухне.
– Таким образом я сделаю себя посмешищем перед всей деревней.
Я после тренировки с Ларсом и нашим взломом была настолько возбуждена, что без сна, до пяти утра, крутилась в постели и в конце концов решила поехать как можно раньше в Вестервалд. Сейчас был уже почти обед, и я не могла дождаться того, чтобы скорее нанести маме неожиданный визит. Но сначала я хотела отдать Россини, которого сегодня ночью, как могла, помыла и освободила шерсть от запутанного в ней репья, его новому владельцу.
– Борзые умные и кроткие животные, - заверила я господина Шютц.
– Особенности, которые в Вестервальде необязательно пользуются спросом, - вставил, нахмурившись, свои опасения он, но я не хотела слышать никаких возражений.
– Желаю с ним удачи ...
– Я развернулась, чтобы снова исчезнуть.
– Стоп, Елизавета, не так быстро. Где ты вообще нашла эту собаку?
– Я, э-э, я освободила её от плохого содержания. По нему никто скучать не будет, поверьте мне.
– Я улыбнулась господину Шютц успокаивающе - во всяком случае, я думала, что сделала так. Но это не произвело никакого эффекта.
– Разве в Гамбурге нет приюта для животных?
– Господин Шютц, вздохнув, облокотился на стену. За ним пронеслась белая тень по коридору, потом что-то, прогромыхав, упало на пол.
– Ну же, господин Шютц, пожалуйста. Я ведь тоже оставила у себя паука и приняла на попечение всю другую ужасную скотину, которую вы навязали мне. Без ропота. Теперь и вы можете сделать что-нибудь хорошее и эту бедную собаку ...
– Твои животные снова все у меня, Елизавета, если ты помнишь. Уже в течение нескольких недель. И это была ты, кто захотел оставить у себя паука, а не я требовал от тебя. Что, собственно, с ним случилось?