Расколовшаяся Луна
Шрифт:
Это оставило впечатление. И даже прозвучало убедительно, хотя я не испытывала ни малейшего желания выполнить это обещание в ближайшие годы. Может быть, даже никогда. Но это было то, что давало ему душевное спокойствие. Рот доктора Занда скривился сначала поражённо, потом озадаченно, потом одобрительно. Он начал улыбаться. Верил ли он мне? Или он точно знал, что я блефовала.
– Вы дьяволица, Елизавета. Я недооценил вас.
– Этого никогда нельзя делать. Марко ещё здесь? Мне хочется пожелать ему хорошего дня.
– Снова. Он снова здесь.
– Доктор Занд провёл по своей лысине.
– Он слишком перестарался со своими
– Да?
– я уже собралась уходить.
– Держите дистанцию. Я имею в виду здесь.
– Он указал на своё сердце.
– Конечно, - сказала я с глубоким убеждением. То малое, что я знала о Джианне, хватало мне вдвое и втрое, чтобы не поддаться очарованию Марко. Кроме того, моё сердце принадлежало Колину, даже если в этот момент ему это не приносило радости, и при каждой возможности оно сопротивлялось этому. Оно испытывало страх, вместо тоски и привязанности. Почему, я не понимала. Тем не менее, Марко не представлял для меня риска - это я знала.
Он выглядел немного более раздутым, чем при нашей первой встрече; наверное, из-за медикаментов. Но его печатание ничего не потеряло из своей разрушительной энергии. Что, интересно произойдёт, если заберёшь у него из-под рук клавиатуру? Конфискуешь компьютер? Ему он, кажется, был необходим ещё больше, чем Джианне. Это хорошо, подумала я удовлетворенно и спела про себя небольшую хвалебную песню по отношению к интернету, когда открывала стеклянную дверь и входила к нему.
Марко узнал меня - мягкая вспышка в его мёртвых глазах, которая была слишком слабой, чтобы вернуть в них назад жизнь.
– Эй, как дела?
– спросила я, хорошо зная, каким дурацким был этот вопрос.
– Хорошо, - соврал он вежливо.
– Что ты здесь делаешь?
Его немецкий удивил меня. Он был почти без акцента. Почему Джианна разговаривала с ним тогда на английском? Я положила ему копию её визитной карточки на письменный стол. Он прочитал её имя и опешил.
– Она думает, что ты умер. Я верю, она обрадуется, если ты сообщишь ей, что это не так.
– С этими словами я оставила его одного - на всё остальное у меня больше не было влияния, и поехала назад домой, где нашла Тильмана, отдыхающего на диване, перед собой тарелка с кусочками пиццы, пиво и его мобильный. По телевизору шло какое-то дерьмо, а Тильман создавал впечатление, будто ещё никогда ничего не слышал о Марах и вёл совершенно посредственное, без всякой опасности существование. Ни мне, ни сердитому животному в моём животе это не понравилось. Кроме того, он спокойно мог заказать пиццу и для меня.
– Кстати, тебе привет от отца, - вскипела я и встала перед телевизором, чтобы он не мог больше ничего видеть.
– Ты была у моего отца?
– Тильман даже не взглянул на меня вверх, а только на мобильный, который, вибрируя, передвигался по журнальному столику. Наверное, его тёлка. Я вырвала его у него из-под носа и нажала на отклонить.
– Ты что, даже не хочешь знать, что здесь случилось, в то время как ты на корабле подчинялся своему гормональному опьянению?
– Блин, Эли, притормози. Ведь всё идёт нормально!
– Нормально?
– Мой голос стал скрипучим от негодования.
– Пауль лежит с проком сердца в клинике, а ты находишь это нормальным?
– Теперь я взяла пульт
– Конечно же, это не нормально, но в больнице Пауль в безопасности. Францёз находится на Майорке и ...
– Да. Замечательно. Уже задумывался, почему? Не может быть так, что там он хочет построить новую жизнь для себя и Пауля? Заманить его туда, потому что подозревает, что здесь зарождается заговор?
– Я взяла тарелку, отнесла её на кухню и бросила, гремя, в раковину.
– Он только потому поехал на Майорку, что, после того, как Паулю стало плохо, должен предоставить ему паузу. Его мечты должны снова вырасти!
– зарычала я на Тильмана.
– А как это можно лучше всего устроить, после этой дерьмовой зимы, чем перспективой на новую жизнь на юге?
– Тем не менее, это даёт нам время. Ты реально стала трусихой, пока нас не было, Эли. У тебя совершенно сдают нервы.
Я бросилась из кухни назад в гостиную и обстоятельно проводила маленьким пылесосом вокруг Тильмана по покрытому крошками дивану. Я намеренно неоднократно касалась его насадкой, потому что знала, что это разозлит его до смерти. И так оно и было. Животное в моём животе прорычало от удовольствия, когда Тильман вырвал пылесос у меня из рук и забросил его рассержено в угол, потому что этим он дал мне повод ударить его краем ладони по руке.
– Эли ...
– Его кулаки были сжаты, а глаза горели.
– Оставь меня в покое.
– Он был на грани того, чтобы ударить меня.
– Я должна оставить тебя в покое? У тебя был покой целых две недели, в то время как я здесь должна была позаботиться о тысячи вещей: выяснить, что вообще такое Францёз, позволить мучить себя Колину и этой горилле самой жёсткой тренировкой, вломиться в отвратительную халупу Францёза, чуть не умереть от крысиного яда, выкрасть осуждённую на смерть собаку Францёза, потом убили волка, потом мне позвонил какой-то чужой Мар по телефону, который сообщил суперглупое предупреждение, с которым ничего не сможет начать ни один человек ...
– Не забывай дышать, - прервал меня Тильман.
– Не то твой мозг взорвётся. И я не могу всё это знать, если ты мне не рассказываешь. Как это было с Колином?
Я бросила на него сердитый взгляд. Он вообще не понимал, что я здесь пыталась сказать ему. У него не было представления - ни о том, как внутри меня выглядело, ни о том, чего нам стоит ожидать.
– Было прекрасно, - сказала я холодно.
– Мы испробовали семьдесят пять позиций, пили коктейли и выдумывали всевозможные миловидные имена для наших будущих детей. А может случиться так, что мы в пятницу погибнем. Колин, Пауль, Джианна, ты, я. Ты хочешь ещё посмотреть немного телевизор? Вот!
– Я бросила ему пульт на диван.
– Блин, Эли. Ты думаешь, я этого не знаю?
– Тильман беспомощно провёл себе по затылку.
– Это ведь логично, что будет опасно. Но Колин не позволит умереть нам. Я с нетерпением жду вызова. Наконец-то мы больше не будем сидеть пассивно. Этого я жду всё это время.
Я не знала, что мне на это сказать. Для Тильмана схватка казалось только большой игрой. У него вообще не было страха! Я не могла в это поверить. Как мне только объяснить ему, что здесь происходило? Качая головой, я смотрела на него.