Расколовшаяся Луна
Шрифт:
Тильман сел напротив, на свою койку, и какое-то время наблюдал за тем, как я реву, пока я не почувствовала себя обязанной объяснить моё состояние. Но ничего не было, что можно было объяснять. Было только то, что нужно было решить.
– Я не оставлю Пауля одного, - всхлипнула я хрипло.
– Я буду спать рядом с ним. Я не позволю умереть ему в одиночестве!
– Эли, это безумие!
– И Тильман поднялся и встал, широко расставив, ноги перед дверью. В этот раз я вспомнила несколько техник каратэ и тут же испробовала их, но должна была в недоумение смотреть на то, как Тильман пинком и быстрым поворотом вывел меня из строя. Я лежала
– Пять лет дзюдо, - объяснил он и коротко ухмыльнулся.
– Ты не единственная, кто освоил боевые искусства. Кроме того, я сильнее.
– Пожалуйста, отпусти меня к нему.
– У меня ещё была пара трюков в рукаве и, скорее всего, мне бы удалось вырваться. Но мне не хватало энергии, чтобы проверить это.
– Пожалуйста, Тильман.
– Нет.
– Он мой брат - если я засну здесь, а Францёз подвергнет его жизнь опасности, тогда у меня вообще не будет шанса помочь ...
– У тебя его так же не будет, если будешь лежать рядом с ним. Или ты думаешь, что ты тогда не заснёшь?
– спросил он.
– Да. Конечно, я тогда тоже засну, если Францёз ещё раньше не прочитает мои мысли и не убьёт меня. Но я уверена, что даже в глубоком сне замечу, когда сердце моего брата остановиться. Он мой брат, понимаешь? Нет, ты этого не понимаешь, у тебя нет ни братьев, ни сестёр, не так ли?
Тильман покачал головой, а его лицо застыло.
– Нет. Нет, у меня нет. Но мне всегда хотелось иметь сестру. Младшую сестру, - добавил он с ударением. Ладно, значит, младшая сестра. Я не могла служить заменой. Но решительный огонь в его глазах, который был так характерен для него, на несколько секунд смешался с тёмной, мягкой печалью.
– Теперь у меня есть что-то вроде старшей сестры. Берёшь то, что дают, не так ли?
– Он криво улыбнулся.
– И я тоже не оставлю тебя одну, ясно?
– Не поступай так со мной, Тильман, - попросила я.
– Я хочу к нему. Может быть, это даже удержит Францёза вдали от него. Ты же знаешь, людям нужно спать в группах ...
– Разве ты не замечаешь, что ты сейчас делаешь? Твои мысли вращаются исключительно вокруг него! Он, возможно, уже на пути сюда, может прочитать их. Эли, так не пойдёт!
– Но что мне тогда делать?
– завыла я в отчаяние.
– Мне нужно к Паулю!
– Тогда мы оба пойдём туда, - решил Тильман, и его зубы хищника щелкнули, когда он потянул меня с пола и взял под ручку. Он тоже был напряжён, и это напряжённость почти не уменьшилась, после того, как мы прокрались к крепко спящему Паулю и легли с правой и левой сторон от него.
– Это совершенно безумно, то, что мы здесь делаем, - прошептал Тильман. Он внутренне кипел. Наверное, он с удовольствием отлупил бы меня.
– Мы преподносим ему себя на блюдечке. Чистая команда смертников.
Я придвинула своё ухо к груди Пауля и прислушалась к дыханию и сердцу. Оба были степенными и медленными, и тут же я снова отпрянула, потому что не хотела быть для него дополнительной нагрузкой. Теперь я знала, откуда происходило выражение "спит как мёртвый". В Пауле не было видно жизни. Он даже не вздрогнул, когда мы забрались к нему в кровать. Он и тогда не отреагировал, когда я убрала у него со лба волосы и поцеловала в щёку.
Но тонкая струя воздуха выходила из его носа. Снова и снова я подставляла туда пальцы, чтобы убедиться в том, что он ещё не уступил брату сна.
– Дай мне твою руку, - потребовал
– Было время до них, - сказал Тильман, как будто самому себе.
– Самое длительное время твоей прежней жизни. Тебе нужно вернуться туда и ухватиться за него.
– Там ничего не было. Ничего интересного, - прошептала я, хотя нам не нужно было понижать свой голос. Пауль спал, как убитый.
– Ничего, за что бы я хотела ухватиться.
– Разве ты никогда не была влюблена раньше? Ну, перед Колином?
– спросил Тильман недоверчиво.
– Да. Конечно. Но ...
– Тогда расскажи мне об этом. Как ты с ним познакомилась?
– Я ... вообще-то не знакомилась.
– Мои уголки рта автоматически опустились вниз, когда я подумала о Грише. Это всё ещё немного причиняло боль.
– Я всегда только смотрела на него. Это было всё. Почти всё.
– Ты никогда не разговаривала с ним?
– Тильман придвинулся немного поближе, чтобы положить мою руку на сгиб своей шеи, и я сразу же почувствовала, как пульсирует артерия под его кожей, мощно и почти горячо. Полная жизни. Я оставила лежать её там и прижалась, как и он к плечу Пауля.
– Нет. До этого не дошло. Это всё было ещё в Кёльне, в моей старой гимназии. Я знала, как его зовут. Каждый это знал. Гриша Шёнфельд, но у такого, как он, конечно, было прозвище.
Я задержала дыхание.
– И что за прекрасное прозвище?
Прекрасное и необычное - не Крис или Крисси, а Гриша.
– У девчонок было такое изречение: красивый, ещё красивее, Шёнфельд. Было написано в некоторых туалетах на двери. Он был самым классным в школе. Всё в нём было особенное.
– Я сделала паузу. Как мне только объяснить это.
Но Тильман не уступал:
– Что именно было особенным?
Я вздохнула.
– Первое - это его внешний вид. Манера, как он ходил. Он принадлежал к тем мужчинам, которые по своей природе хорошо двигаются и имеют фигуру, как у модели, даже во время переходного возраста. Небрежную. Косолапые ноги, но не слишком, а как раз как надо. Прямая спина и прекрасно выраженный затылок. Не дурацкий плоский череп. Его линия волос заканчивалась на шее углом. Не эти обезьяньи отростки справа и слева. Нет, уголок посередине. Если было холодно, его щёки становились красными. Может быть, ему это не нравилось, но все девчонки считали это милым. Это было настолько живым. При ходьбе он засовывал руки в задние карманы штанов, вместо передних. И это никогда не казалось экстравагантным! Это подходило ему. Весной и осенью на нём была одета куртка из мягкого джерси с тёмно-синей в белую полоску подкладкой, которая выглядывала только в капюшоне и рукавах. Я никогда не забуду эту куртку. Я не видела её ни на ком другом. Она была ужасно дорогой. Летом он носил обувь принципиально без носков. Я не знаю, кто его всему этому научил, но я никогда не видела его плохо одетым ... никогда ... Он был не как другие. У него был стиль. Он никогда не надевал просто что-нибудь, казалось, что это всегда было что-то особенное, имело какое-то значение ...