Расписание свиданий
Шрифт:
— Ты не так все понял, совсем не так.
— Отвечай на вопрос!
— Какой ты дурак… При чем тут поцелуи… Неужели ты сам ничего не чувствуешь?
— А что я должен чувствовать? — заинтересовался Марат и указал мне батоном на скамейку, мол, присаживайся, в ногах правды нет. (Как будто какую‑то правду Марату можно втолковать.)
Я присела.
— Зачем нам с тобой поцелуи? У нас все другое. Совершенно другое.
— Какое? — никак не мог понять Марат.
— Другое. Выше поцелуев.
«Господи, что я говорю? — мысленно застонала я. — Разговор уходит в другую сторону».
— Если ты хочешь
— А променяла на Васю, — ехидно заметил Марат.
Я вскочила с лавочки и, не обращая никакого внимания на прохожих, закричала:
— Какой ты бессердечный! Не хочешь меня понять! Мне и так гадко, что так получилось, что разрушилась моя мечта, а тут ты еще специально режешь сердце тупым ножом и наслаждаешься моей болью!
— Ах, какие слова! — с иронией сказал Марат. — Хоть книжку пиши! — Далее он сощурил глаза и сквозь зубы продолжил: — Это не я твое сердце режу тупым ножом, а ты мое. Если бы ты знала, как мне больно было смотреть на вас, целующихся во дворе. Если бы ты знала… Ты ничего не знаешь! Ты слышишь только себя и не хочешь понять других. Думаешь, я ничего не понял?
— А что ты понял? — по инерции спросила я.
— Ты не выдержала испытания разлукой. Сразу, как только появилась такая возможность, ушла к другому, к тому, кто живет рядом, под боком. Правильно, зачем я тебе нужен? Я же скоро буду далеко. А Вася рядом. Что я? Голос в трубке, буквы в телефоне, а Вася — села в автобус и через двадцать минут уже стоишь во дворе и целуешься на глазах у прохожих. Хоть бы постыдилась!
От этих слов у меня перехватило дыхание.
— Ты действительно так думаешь? — сдавленно спросила я.
— Да, — кивнул Марат.
— Ты считаешь, что я променяла твою дружбу на Васю?
— Конечно. Он же рядом. А я скоро буду далеко. Зачем я тебе, такой далекий, нужен? Вот и все, подошел к концу наш курортный роман. А с Васей начался. И сразу с поцелуев. Смешно…
Я взглянула на Марата, пытаясь определить, на самом деле он верит в то, что говорит, или, может, его подхватила волна скандала и теперь несет так, что невозможно остановиться? Но по его лицу я ничего не поняла. В те минуты я не могла адекватно оценивать мир.
— Ты не сумел меня понять, — негромко произнесла я. Марат поневоле подался ко мне, чтобы лучше слышать. — А я пыталась тебе объяснить, что не виновата в этом поцелуе. Думаю, нам больше не о чем говорить. Удачно тебе провести эту неделю. А меня, такую ветреную, поверь, ты больше не увидишь на своем жизненном пути. Я свое слово держу. Прощай! Дружить не обязуйся, — закончила я свою речь, немного переделав слова, строчкой из романса, который очень любил Марат.
Говоря это, я еще не понимала, каким образом буду осуществлять обещание, но мне нужно было сказать что‑то достойное и мощное, чтобы потом не жалеть о том, что ушла без последнего слова.
Напоследок я бросила взор на Марата, пытаясь запомнить его облик: одежду, то, как лежат волосы на голове, в какой руке он держит батон, куда на спортивные штаны упали крошки, какой туалетной водой от него пахнет — а потом резко развернулась и пошла прочь.
У меня было чувство, что я вижу его последний раз в жизни. Впрочем, как и он меня.
Сначала я шла быстро, потом замедлила шаг.
Сердце бешено
Но Марат не бежал за мной следом. Не хватал за руку. Не останавливал…
Не знаю, что я увидела бы, если б на затылке были глаза. Марат смотрит мне вслед и кусает губы, решая, бежать за мной или нет, или он глядит в другую сторону и думает, намазать свежий батон сливочным маслом или горным медом?
Хоть меня и одолевало сумасшедшее желание обернуться и узнать, что делает катамаранщик, я проявила силу воли и с трудом, но сдержала себя.
Дойдя до конца улицы, я свернула за угол и направилась в сторону спасательной станции № 5. «Я должна это сделать. Должна. Иначе нельзя. Если я это не сделаю, будет только хуже».
Теперь мысль «Остановит! Побежит! Обнимет! Расплачемся!» сменила другая: «Надо же, как глупо все получилось. Как глупо закончилась наша дружба…»
Глава 8 Спасение спасателя
С момента нашего решающего разговора на лавочке прошло два дня. За это время в моей жизни произошли важные события. Два. Первое событие — то, что мы совершенно прекратили общаться с Маратом. Я не получила от него ни одного сообщения, не было ни одного звонка… На прощание он ничего не написал. Впрочем, я не знаю, пишут ли обычно в таких ситуациях что‑то на прощание, есть ли в отношениях расставшихся какой‑то «эпилог», где каждый говорит то, что пришло в голову с момента расставания, что додумалось и накипело. Я ему тоже не писала. Зачем? Он не хочет меня понять.
Со мной такое произошло впервые. И, надеюсь, в последний раз, потому что я решила, что больше никогда не буду тесно дружить с парнями. Очень уж много душевной боли это причиняет. Для чего я вообще подружилась с Маратом? Не знаю. Меня просто потянуло к нему. Просто потянуло… Раньше моим лучшим другом было море, а потом я сконцентрировала все свое внимание на Марате. Фулата говорит, что так бывает со всеми, кто находит человека, к которому безудержно тянет. В поле зрения есть только он. А люди, с кем общался прежде, находятся словно в тумане. Общаешься с ними по привычке, по инерции, потому, что с ними надо общаться, а расцветаешь только при виде близкого друга. (Теперь я думала — значит, для Фулаты я тоже как в тумане, а рассеивается этот туман лишь когда она видит Ваню — своего друга?)
Что сказать? Так оно все и было. После знакомства с Маратом у меня коренным образом изменилось восприятие мира. Как я говорила в самом начале этой истории, работа мне стала не так интересна, как была, когда я вела наблюдение в бинокль за катамаранщиком. Познакомилась с ним — и все. Моя жизнь разделилась на «до» и «после». То есть до и после знакомства с Маратом. Все, что было «до», как‑то отодвинулось в сторону, померкло. Я перестала придавать всему этому столько значения, сколько придавала раньше. Я начала жить для Марата.