Расплата. Цена дружбы
Шрифт:
К ночи зарядил паскудный дождь, обещающий обернуться снежной крупой. Ртутный столбик упал до ноля и, судя по всему, останавливаться не спешил. Налетевшие тучи заслонили звезды. Нагулять в такую погоду насморк, а то и ангину с бронхитом, пара сущих пустяков.
Мила покинула подземку на Контрактовой площади, и та показалась ей безлюдной, как погост. Стужа разогнала праздных гуляк. Витрины магазинов мерцали холодным, едва ли не лунным светом. Пялящиеся нарисованными глазами манекены напоминали пассажиров потонувшего в пучине теплохода, застигнутых водой в фешенебельных каютах.
«Брось себя накручивать. – Она попыталась обуздать нервы. – Никаких поводов для беспокойства. Ну, или почти никаких».
«Подумать, только. Один шаг от центра, а ни единого уличного фонаря. И еще Украинский этот, черт знает, куда запропастился».
Чем ближе она продвигалась к реке, тем сильнее поднимался ветер. Днепр был рядом, и она чувствовала его мокрое дыхание. Далеко впереди Мила разглядела пару прохожих, но те сразу нырнули в подворотню. Неожиданно Миле Сергеевне показалось, что она слышит позади шаги. Она обернулась, но разглядела только тротуар, трамвайную колею и брусчатку мостовой. «М-да», – пробормотала она, а в голове, как бы сам по себе заиграл кабацкий мотивчик, популярный в конце семидесятых:
«А без Подола Киев невозможен,Как святой Владимир без креста…Это же кусок Одессы,Это новости для прессы…«Вот, вот, – Мила Сергеевна прибавила шагу. – Именно, что новости. Для раздела криминальной хроники: В районе седьмого пирса речного вокзала обнаружен труп молодой женщины со следами насильственной смерти». Она сплюнула три раза.
«Где же этот негодяй Украинский?!»
Когда в сумочке затрещал мобильный телефон, Мила чуть не подпрыгнула.
– Через двадцать минут буду на Подоле. – Выдохнул в ухо Сергей Михайлович. – Люди, так сказать, расставлены по местам. Ждут, значит, указаний. Разъясните, Милочка, обстановку.
Мила, в двух словах, обрисовала сложившуюся к вечеру ситуацию.
– Спокойно идите на встречу, – голос полковника тонул в дорожном гуле. – Там, понимаете, повсюду мои гвардейцы натыканы. Комар носа не просунет. Все схвачено так, что…
«Хотелось бы тебе верить», – подумала госпожа Кларчук.
– Только ничего не предпринимайте до Тургеневской…
– Само собой… – как-то невнятно сказал полковник.
Паша поджидал, как и договорились, на углу, спрятавшись под козырьком парадного от дождя, в свете тщедушной лампочки над дверью. Мила опоздала на несколько минут, и обнаружила, что он промок и продрог.
– Давно здесь стою, – голосом аксакала из «Белого солнца пустыни» сообщил Паша.
– Не фантазируй, – строго предупредила
– Извините за нервотрепку, – Паша смущенно улыбнулся. – И на старуху бывает проруха. А тут такое дело… СБУ…
Мила передернула плечиками, принимая бесхитростные извинения. Под этим небом случается по-всякому. Мы этот мир не проектировали, мы в нем просто пытаемся выжить. Она отметила про себя, что в руках Паши дипломат, пустой, судя по легкости, с которой он им поигрывает.
– Все в порядке?
– Да, Мила Сергеевна.
– Деньги у тебя?
Паша показал большим пальцем за спину.
– Ребята как раз пересчитывают. Я вышел, чтобы вас встретить. Поднимемся в офис, выпьете пока кофейку.
Мила скользнула взглядом по улице, первыми номерами домов упирающейся в причалы на набережной. Вдоль тротуаров дремали припаркованные вереницей автомобили. Где-то там, если верить Украинскому, «И тысерьезно готова верить этому трепачу?» таились обещанные им гвардейцы. Братская казалась пустой, как грот. Если не считать прогрохотавшего через перекресток трамвая, да пары забулдыг, громко препиравшихся в конце квартала. Оживленный спор, насколько издали расслышала Мила, касался таинственного исчезновения припасенной на вечер бутылки.
«Если это оперативники Украинского, то я уже снимаю шляпу, – подумала Мила, переступая порог. – Ни за что не поверю, что они на подобные номера способны».
– Пойдемте, Мила Сергеевна, – позвал Павел.
«Где, интересно мне знать, Протасов?» — Мила шагнула в подъезд. Тяжелые двери сомкнулись за ними, отсекая холод и звуки с улицы. Павел, потянув ручку, открыл внешнюю, стальную дверь древнего с виду лифта. Толкнул сдвоенные внутренние, пригласил Милу Сергеевну жестом.
– Заходите, пожалуйста. Нам на третий этаж, а тут каждый, как два в новостройке. Госпожа Кларчук медленно последовала приглашению.
– Фух, чувак, цирк уехал, клоуны остались, – сказал один из забулдыг, едва они очутились под аркой. В подворотне было темно, и основательно воняло нечистотами. Посреди дворика стоял бак, полный этих самых нечистот. Забулдыги не стали заходить во двор, а встали прямо в проходе, у стены, подпирая лопатками старинную кирпичную кладку.
– А ничего у тебя вышло, – засмеялся второй забулдыга. – «Где та пляха, козел, которую мы на вечер заханырили?…» Тебе бы, Планшетов, в театре играть. «Где пляха, падло?! Я ж тебя сейчас на английский флаг порву!»
– Вся наша жизнь – и-гр-а-а, – пропел Планшетов, ловко воспроизведя фрагмент арии Мефистофеля из оперы Гунно «Фауст», лучше известный по популярной передаче Ворошилова «Что? Где? Когда?».
– Вот, вот, – согласился Бандура. – Игра со смертью.
Приятели закурили по сигарете. Курение, мало того, что смертельно опасное занятие, оно еще и занятие групповое. Стоит в одной точке пространства сойтись двум курильщикам, как количество выкуренных ими сигарет можно смело умножать на четыре.