Расплата. Сила управляющая миром. Часть 2
Шрифт:
Позже, Потап, изучая историю, узнал правду о трудных временах.
Голодомор тридцатых годов унёс жизнь почти десяти миллионов украинцев. Это было преступление против собственных граждан, геноцид. Определённые лица, наделённые властными полномочиями, стремились «умиротворить» голодомором соотечественников. Среди этнических украинцев ходили революционные настроения, и они подверглись жесточайшему голодомору.
Мысли о хлебе насущном не давали прогрессивной массе людей увлечь за собой голодающее население. Но люди выживали за счёт сердобольных, кто подавал нищим. Люди ели крыс, мышей, воробьев, костную муку, кору деревьев.
Конвой на железнодорожных станциях не допускал к зерну, гниющему под открытым небом, умирающих с голоду людей. За кражу социалистической собственности приговаривали к смертной казни даже матерей – за принесённую с поля горсть зерна голодным детям.
Умерших от голода, ежедневно вывозили в братские могилы, собирая по улицам селений и городов.
Потап в те годы был одним из тех детишек, которые ранней весной не носились по полям и садам, не ходили в школу, потому что не было сил двигаться. Он сидел у забора со сложенными в калачик опухшими от голода ногами, любовался цветущим абрикосом и мечтал о крошке хлеба. Лозунг, висевший в сельской школе, «Спасибо за счастливое детство товарищу Сталину!» был всего лишь бездушным слоганом.
Многие матери, спасая от голода детей, в отчаянии подбрасывали их в проходившие мимо грузовые поезда, чтобы власти их накормили. Сироты слонялись по дорогам и попрошайничали. Большая часть их на ходу падали от голода, не дождавшись помощи от властей.
Но мать Потапа из последних сил старалась отыскать еду, не желая расставаться со смыслом её жизни, – детьми.
С годами смертность убыла, и то лишь по причине прироста населения за счёт запрета на аборты.
Страшное время было давно позади, но привычка запасаться хлебом у Потапа исчезнет только вместе с ним.
Голод тошнотой подступил к горлу и с каждым часом барьер повышался. Мозг отказался трудиться без подпитки. «Пора перекусить», – уж много раз вторило подсознание. Стопка тетрадей слишком медленно таяла.
Эксперт открыл слева от себя шкафчик, заглянул внутрь, переставил пустые баночки и обнаружил в углу сухарик. Он поднёс его, хрустящий, к носу, вдохнул аромат и, насладившись хлебным духом, надкусил корочку крепкими, как у здорового жеребца, зубами. Хруст оглушил, слюна рекой хлынула к божественной еде, и вмиг растворила хлеб. Рецепторы взорвались сладким, кислым и горьким вкусом. В мозг хлынула информация о ржаном хлебе. Для голодного это были сладостные минуты, когда во рту таяли крошки ржаного хлеба. Смакуя, он догрыз сухарик и снова окунулся с головой в тетради.
До сих пор он не нашёл ни одного совпадения по почерку. Это радовало только в одном, что среди учеников преступник не нашёлся, и огорчало в другом, что расследование возможно пошло не тем путём.
Бросить проверку тетрадей и пустить работу в другое русло Потап не мог физически. Педантизм играл не последнюю роль и часто тормозил процесс расследования. Усердие мешало остановиться на полпути, потому что прежде следовало подтвердить вывод, а потом переходить к новому этапу.
Глаза слезились от сильного напряжения при использовании оптики. Он потёр их, снова прошёлся по кабинету, выглянул в окно, в котором виднелись сумерки. Стая птиц покинула парк и его окружила ночная тишина. Голод слегка
Вареники не давали покоя. Образ матери являлся, когда приходилось особенно трудно. Будучи глубоко религиозным человеком, мать блюла божьи законы и как ангел хранитель берегла сына, молясь о нем.
Потап в детстве разучил молитвы и до сих пор знал их на зубок. Ребёнком он не осознавал, кто такой Бог и твердо верил в то, что это его мать. Он любил мать и нуждался в её любви. Возложив на его хрупкие плечи чувство ответственности за младших детей, она неосознанно украла у него детство. Он всегда чувствовал себя старшим, ведь он почти всем им заменил отца, и его сестры и брат не смели ослушаться его, когда уже и сами были родителями.
Рядом с матерью Потап доселе ощущал себя маленьким ребёнком, и стал чувствовать её защиту с того момента, когда с тюрьмы вернулся отец.
Мать сильно любила главного своего помощника, была всю жизнь ему благодарна за помощь в спасении жизни ее детей. Она души в нём не чаяла и почитала, каждый раз, встречая сытным обедом, испытывая перед ним вину за изголодавшееся детство.
Хлопочущая у печки состарившаяся мать была неоспоримо прекрасной картиной семейного очага, у которого согревалось сердце, забывался холод, голод и отчаяние. Тяжёлое детство крепкой нитью привязало Потапа к семье и даже сейчас он, исподволь, контролировал жизнь всей родни, и всегда приходил на помощь.
Минула ночь кропотливой работы над исследованием многочисленных тетрадей. Почерк Мстителя не совпадал с образцом. Появилось весомое доказательство его невиновности. Хотя это можно и оспорить. Записку мог написать кто угодно по просьбе маньяка, хотя Потап думал, что это маловероятно.
Сначала он искал схожесть по общим признакам, характеризующую почерк в целом. Каждому человеку соответствовал свой темп и движение письма, размер и наклон, разгон и связность букв, а также сила нажима. Он почти заснул над стопками, но его внимание привлекла тетрадь, которую он открыл.
В нём заговорил любопытный исследователь. Несколько раз, сверив почерк в тетради и записке, он предположил максимальную схожесть и отложил тетрадь в отдельную стопку для более детального изучения. Стопка со схожими почерками не росла, но Потапу ещё предстояло проверить пару десятков тетрадей. К тому же взятые образцы почерков у преподавателей также стояли в очереди для экспертизы.
К концу работы у Потапа в стопке с похожим почерком лежало полдюжины тетрадей для детального исследования. Надо было в этой шестёрке выделить частные признаки – индивидуальность почерка.
Предмет по почерковедению он любил. Он с сокурсниками на лабораторных работах писали записки и правой и левой рукой, а затем перемешивали и устанавливали где чьи. Инстинкт охотника помогал со сто процентной уверенностью найти, даже заведомо изменённому письму, хозяина почерка.
Он взял предпоследнюю тетрадь положил под микроскоп и рассмотрел заглавное «Т». Сличая слова с образцом, Потап увидел структурно-геометрическую схожесть и идентичность динамических характеристик. Совпадала извилистость, право наклонность, высота строчных элементов и расстановка букв. Буква «Т» и особенность его написания не оставляли сомнений, что перед Потапом лежала тетрадь с почерком убийцы.