Расплата
Шрифт:
— Посиди здесь, — бросил он Этьену и выскочил из закутка, чтобы через минуту вернуться со своим плащом в руках. Оторвал два лоскута от него и наспех перевязал ноги наследника — теперь хотя бы следов таких явных оставлять не будет. — Замотайся, — бросил остатки плаща удивленному пленнику. — За стены постарайся не цепляться, если не хочешь, чтобы тебя сразу вычислили.
Кристину увезли недалеко. Да и не надеялась она, что ее отпустят. Минут через десять карета остановилась возле небольшого белокаменного дворца, утонувшего в зелени —
— Давай договоримся, что твой скорбный вид я больше не увижу. Ты сама ко мне пришла, — проговорил Филипп, мельком взглянув на сникшую, равнодушную к окружающим их красотам девушку.
Кристина не ответила, лишь отвернулась, пряча от Филиппа подступившие слезы. Да, пришла сама — а толку-то? Этьена больше нет на этом свете — она уверена. А она, живая, идет рядом с убийцей, чтобы исполнять ненасытные его желания.
— Ваше Величество! — вдруг раздался встревоженный выкрик за спиной.
На пару минут Кристина осталась одна. Филипп, заметив спешащего к нему знакомого всадника, отошел, веля девушке оставаться на месте. Как будто от него можно было бы сбежать… Как будто его церберы позволили б ей выйти с территории небольшого парка… Как будто есть, куда ей бежать и зачем. Этьена больше нет. И ее больше нет. Кристина не удержалась, громко всхлипнула, глотая слезы, чувствуя, как размываются перед глазами и фонтаны, что так мирно журчат в парке Зверя, и цветы, и деревья, и белеющий дворец, что через несколько минут станет ей темницей. Почувствовала, как земля под ногами шатается и уходит…
— Пошли! — вцепилась в ее плечо цепкая рука, не давая упасть.
Она не заметила, как Филипп оказался рядом. Она не заметила, как тень злобы и ярости легла на бледное лицо короля. Она не заметила, что злости к ней в два раза больше стало. Плевать ей на него, плевать, что будет с ней… Ей хочется закрыть глаза и видеть только Этьена — доброго, ласкового… Любимого. Ее Анри… Да, он навсегда останется для нее графом де Лерондом, ее милым, желанным Анри, который так хотел видеть ее своей женой. Которого она так хотела видеть своим мужем.
Глава 38
Только поздним вечером добрался Адриан до своего дома.
Тяжелый выдался день. Этьен умудрился исчезнуть — Филиппу, конечно же, тут же донесли. Заперев Кристину и приставив к ней стражу, Филипп вернулся во Дворец. И начались поиски, допросы, подозрения… Провернутая авантюра с наследником свербила в копчике — Адриан так и не смог внятно объяснить своему королю, как полуживой человек смог уйти без посторонней помощи. Твердил, что не знает ничего. Что когда вернулся в зал, Этьена уже не было, а когда по кровавым следам до ниши, спрятанной в стене, дошел — там тоже уже никого не оказалось. Твердил Адриан, что немедленно стражу на уши поднял… Поднять-то он поднял, а вот о том, сколько времени прежде прошло, Филиппу лучше не знать. А Филипп слушал друга детства молча, внимательно, прожигая льдистым пламенем непроницаемую броню на лице маркиза… Молча выслушал и отпустил, веля хоть мертвого, хоть
Адриан уверен был, что до вечера Этьена найдут. Скорее всего, мертвым — из Дворца ему не убежать и без посторонней помощи в его состоянии долго не продержаться. Затаился где-то, спрятался, и, скорее всего, сдох, истекая кровью. Странно только, что до сих пор его не нашли. Адриан не удержался от любопытства и даже спустился по лестнице, о которой говорил Этьен — но в закутке никого не оказалось, лишь только солнце, пробившись в маленькое оконце под самым потолком, бросало лучики на покрытую пылью картину.
Адриан подходил к дому, спеша к своей жене. Он только ради нее отпустил Этьена. И так хотелось увидеть ее, успокоить: не убил он несчастного парня! И кто знает, может, действительно, жив наследник? Может быть, действительно, спасла Полина парня? Так хотелось увидеть в ее глазах не привычные презрение, страх и холод, а тепло, подобное тому, что обожгло, едва коснулась его там, рядом с Этьеном. Быть может, радость, гордость, что на дне его очерствевшей, почерневшей от пролитой крови души удалось ей отыскать живую жилку. Ей удалось — он сам бы не решился пойти против воли Филиппа. А он пошел. И так хочется сейчас обнять жену на правах законного мужа и друга, хочется встать на колени перед женщиной, куда более смелой, чем он сам, куда более чистой, доброй, и уткнуться носом в выпирающий животик, тихонечко шепча: «Прости меня, малыш. Твой папа больше не убийца».
— Полина, ты почему двери не запираешь? — выкрикнул Адриан, входя в родной дом. — Полина!
Досада просочилась в душу — не встречает. Казалось бы, с нетерпением должна ждать, с немым, застывшим вопросом в глазах: жив ли пленник, удрал ли от Филиппа? Но тишина вокруг мертвая, неживая; никто не бежит ему навстречу, никто не задает ему вопросы. Он даже подумал, что она обманула, и мимолетная ласка ее, растревожившая душу — всего лишь женская уловка в попытке спасти пленника.
— Полина!
Адриан поднялся по лестнице в спальню. Раскрыта настежь дверь, темно… Вошел в комнату, зажег свечу… Но дрогнула рука; свеча упала на пол, погаснув еще в полете, укрывая в темноту от его взгляда жуткую картину. Шарахнулся — да нет же, померещилось… Дрожащей рукой нащупал свечу, зажег…
— Полина?!
Адриан бросился к жене, надеясь, что еще не поздно, что еще можно что-то сделать. Из лужи крови приподнял девушку, прижал к себе, растерянно глядя на неестественную ее бледность, на безвольно откинувшуюся головку. Она еще дышала, как будто бы ждала тирана своего и спасителя. Почувствовав знакомые руки, Полина открыла глаза.
— Я тебя не выдала, Адриан, — прохрипела она еле слышно, а струйка крови пролилась из уголка некогда красивых, сейчас же разбитых, губ. — Сказала… что сама его увела…
— Полина!
— Ты прости меня…
— Глупенькая моя, что ж ты натворила! — в безумном шепоте прокричал Адриан, прижимая к себе истерзанное, окровавленное тело жены, боясь даже думать, что с ней сделали.
— Адриан, пообещай мне… что больше не будешь убивать, — из последних сил, трясясь в предсмертной агонии, шептала Полина, — обещай… ты же не он… ты же не такой… обещай…