Расплата
Шрифт:
Глава 42
Пролетела неделя как один короткий день. На исходе седьмого дня в комнату Кристины вошел Филипп, держа в руках серебряную фляжку. Белоснежные штаны, белоснежная небрежно расстегнутая рубашка, и золотистые, солнцем поцелованные локоны волос — глядя на него, и не скажешь никогда, что вошел сюда жестокий тиран и убийца... Зверь. Девушка замерла посреди комнаты, улыбка в одно мгновенье слетела с губ Адриана, подставляя пытливому взору венценосца привычного верного пса, готового растерзать любого, на кого кивнет его король.
— Свободен, — проговорил Филипп маркизу, кивая на дверь.
Адриан послушно покинул комнату, оставляя
— Почему дрожишь? Тебе ж уже не больно, — тихо спросил Филипп, изучая следы своей жестокости.
А она не от боли дрожит, а от мысли, что сейчас он сорвет с нее платье, и после нескольких дней тишины и покоя опять начнется ад.
— Не по вкусу я тебе, да? Конечно, я же не ваш драгоценный Этьен…
Приспущенная лямка аккуратно вернулась на место. Филипп отошел от Кристины и уселся на диван, потягивая из фляги ароматное вино — жадно, громко, не сводя льдистых своих глаз с перепуганной сжавшейся девушки.
— Почему вы все меня ненавидите, Кристина?
Тоска в его тихом голосе. Пьяная и не прикрытая привычной маской злобы. Кристина, не ожидавшая подобных вопросов, недоверчиво посмотрела на мужчину, а потом, осмелев, присела рядом.
— А сами-то Вы кого любите, Ваше Величество? — тихо ответила она.
— Любите, — задумчиво повторил Филипп, перекатывая странное слово на языке. — А что это? Я слов таких не знаю.
Льдистый взгляд молодого мужчины застыл на несколько секунд, устремившись куда-то вдаль. Филипп замолчал ненадолго, будто вспоминая что-то одному ему ведомое, а потом с какой-то безудержной злостью отхлебнул из фляги и, не глядя на Кристину, заговорил:
— Проклятый я какой-то. Мать ненавидела, отец ненавидел… Как будто я просил их о чем-то. Как будто просил рожать меня от какого-то ублюдка, а потом называть своим сыном… Ренард выродка своего один раз всего видел, а сам аж засиял, засветился… Я уж думал, помирать передумает. А мать моя родная умудрилась на сторону Этьена встать, ему с Милошем бежать помогла… От меня. Чужому помогала, а родного ненавидела… А теперь и ты еще… Не могла кого-нибудь другого выбрать? Почему так, Кристина? В чем я виноват? Что за клеймо на мне?
На мгновенье Филипп замолчал. Бросил взгляд, полный обиды, на тихую Кристину, отхлебнул еще вина и продолжил:
—
— Вы никогда не найдете свою Герду, Филипп, — тихо проговорила Кристина. — Вы разрушитель, Вы готовы убить любого, кто в чем-то превосходит Вас. Вы хотите, чтобы Вас любили, но сами умеете только ненавидеть.
— Да. Но это не моя вина! — выкрикнул Филипп. — Не моя вина, что кроме служанки ни у кого в этом мире не нашлось для меня доброго слова! За что же мне любить этот мир?
— Это не оправдывает Вас.
— А мне и не нужны оправдания, Кристина. Я привык к вашей ненависти — привыкайте же и вы к моей.
Замкнутый круг какой-то… Но спорить бесполезно. Кристина молчала, затаившись; Филипп допивал свое вино. Расправившись с напитком, хмельным взглядом окинул девушку — молчит. Не перечит. А сама боится — напряглась, натянулась как струнка, дышит еле-еле и взгляда королевского старательно избегает. Ждет, когда насильничать станет… К боли готовится, к силе. Еще не дотронулся до нее, а она уже ждет заветную минуту, когда, насытившись, оставит ее одну реветь в подушку.
— Пойдем, — Филипп отбросил пустую флягу в сторону и протянул ладонь Кристине.
— Куда?
— Пойдем-пойдем, не бойся.
— Филипп, пожалуйста, оставьте меня в покое, — взмолилась девушка. — Я не готова сейчас ни к чему… Пожалуйста, дайте мне время.
— У тебя было много времени. Кристина, не зли меня, — нетерпеливо выкрикнул Филипп, впрочем, без злости; сам схватил девушку за руку и потащил к выходу. — Успокойся, я не хочу сегодня брать тебя силой. Просто хочу, чтоб ты расслабилась.
С каким-то мальчишеским задором потащил он ее по бесконечным лабиринтам коридоров. От выпитого вина его заносило то влево, то вправо, но он упорно шел вперед к ему одному ведомой цели, крепко сжимая женскую ладонь. Кристине же оставалось только подчиниться венценосцу — придерживая подол тонкого платья, она почти бежала, едва поспевая за Филиппом. Через несколько минут они остановились перед огромной дверью. Филипп обернулся, улыбнулся собственной затее и недоверчивой мордашке пленницы и открыл тяжелую створку.
Из полумрака открывшейся комнаты в прохладный коридор хлынул сладкий, почти приторный, аромат благовоний — он казался настолько густым, ощутимым, что оставалось только ложечку взять и попробовать на вкус. Кристина вошла внутрь и невольно зажмурилась от яркого свечения: вокруг небольшого деревянного бассейна, утонувшего в цветах, горели свечи, играя бликами на витиеватых, ажурных канделябрах. Почувствовав на себе руку, мягко подталкивающую вперед, Кристина открыла глаза, но уже через пару мгновений, вмиг позабыв обо всем на свете, она попятилась назад, судорожно избавляясь от ладони венценосца на своем плече — из полумрака, спрятанном за свечами, им навстречу вышли две обнаженные мужские фигуры.