Расплата
Шрифт:
— Тебе не обидно, что с ним они? — робко спросила Ида.
— А должно быть?
Впрочем, вопросом равнодушия в свой адрес со стороны Филиппа Кристина задавалась уже несколько минут. В великодушие его и жалость, нежелание унижать верилось с трудом. Но что тогда? Какую пакость задумал проклятый венценосец? Ну не зависть же он надеется вызвать, на ее глазах отдаваясь умелым ласкам своих любовниц!
— Ну ты же его фаворитка…
Кристина только вздохнула ей в ответ и покачала головой — врагу не пожелаешь быть такой «фавориткой»!
— Глупенькая ты. Это они тебе сказали? Я здесь не по своей воле. Так же,
— Не по своей?! Мне сказали, что ты сама пришла к Филиппу.
— Да, сама. Потому что выбора у меня не было — здесь был жених мой. Филипп хотел его убить.
— Прости, — виновато прошептала Ида, а потом добавила, не удержавшись: — Не убил?
— Я не знаю. Ничего не знаю, Ида. Его сильно избили, где он сейчас и что с ним — неизвестно.
— Бедная… Прости, что поверила сплетням. А ты держись, слышишь? Если жив, он же придет за тобой? Я вот верю, что за мной придут… И ты верь! И Филиппа век недолог! Говорят, королем скоро другой станет…
— Замолчи! — шикнула Кристина, чувствуя, как от одного упоминания о наследнике наворачиваются на глаза слезы.
— Что с тобой?!
Ответить Кристина не успела — Филипп вдруг резко обернулся и посмотрел в их сторону. Сердечко защемило в дурном предчувствии… Девушки застыли как два кролика перед удавом, а «удав» прошелся взглядом по худеньким их фигуркам, немного задержался на Кристине, потом шикнул на своих змеек, заставляя расступиться, встал, сделал пару шагов и кивнул в сторону Иды:
— Новенькая, сюда иди.
Ида почувствовала, как застыла кровь в жилах под ледяным взглядом венценосца, как сердце ухнуло и остановилось, не решаясь больше биться… Девушка едва заметно качнула головой: нет, не надо!
— Лучше сама иди, — проговорила Кристина, глядя, как с невозмутимым спокойствием смотрит Филипп в их сторону. Уж кому как не ей знать, что таит в себе это спокойствие и какую жестокость порождает неповиновение. Уж кому как не ей знать, что Филипп всегда получает желаемое.
— Нет! — пролепетала Ида, едва не плача. — Я не буду… Я не хочу.
— Мне долго ждать? — эхом пронесся по залу похолодевший стальной голос.
Не чувствуя ног, Ида вышла из своего укрытия. От наготы его стыдливо отвернулась, от взгляда его холодного, изучающего, спрятаться попыталась, руками дрожащими прикрывая проступающее под тканью тело…
Филипп молча руки ее опустил. Без лишних сантиментов приспустил с плеч платье, желая получше рассмотреть приобретение — девчонка тут же задрожала, затряслась, заплакала… А приобретение так себе… Смуглая слишком, да и на Герду совсем не похожа. Но на пару раз сгодится.
— Опустись на колени, — приказал он.
Ида головой замотала, боясь даже думать, чего он хочет — пришлось самому надавить ей на плечи, заставляя подчиниться. И вот стоит она перед ним на коленях, плачет, головой мотает… Филипп вплотную подошел, волос коснулся, голову запрокинул…
— Укусишь — убью, — предупредил он, к губам смуглянки плоть свою пристраивая.
— Я не буду этого делать! — закричала девушка и попыталась оттолкнуть от себя Филиппа.
Кристина сама не поняла, как оказалась за спиной Иды. Ей бы сидеть спокойненько и радоваться, что Филипп не ее позвал, а другую, что унижать и подчинять сегодня не ее будут, а другую, да
— Филипп, не трогайте ее! — неожиданно для себя самой выкрикнула она и тут же пожалела — льдистый взор устремился к ней, ничего хорошего не обещая. — Пожалуйста… Она же девочка еще, — смягчила тон Кристина, с опаской и мольбой глядя в глаза венценосца.
Глаза его потемнели. А ведь он не хотел сегодня трогать Кристину. Не хотел видеть слезы ее и причинять боль. Тишина воцарилась в зале. Отвергнутые девицы дыхание затаили, предвкушая забавнейшее зрелище, Ида примолкла, боясь своими всхлипами обратно к себе внимание ненужное привлечь, Кристина с Филиппом взглядами вели немой диалог.
— Вот как? Девочку жалко стало? Может, тогда ты вместо нее встанешь? — раздался после недолгой паузы вкрадчивый, опасный голос венценосца. — Так я не против, Кристина. Ну что примолкла? Или запас смелости иссяк?
Когда земля уходит из-под ног, сложно сделать шаг и не оступиться. А ведь Адриан предупреждал ее — не лезь на рожон, сиди тихонечко в сторонке, авось, и обойдется как-нибудь… Кристина растерянно оглянулась: стражники, облокотившись на перила балкона, с интересом наблюдали за ними, филипповские любовницы с усмешкой смотрели на нее и ждали, как Филипп накажет свою «фаворитку» за дерзость, а между ней и Филиппом, словно на жертвенном алтаре, стояла на коленях Ида, и только от нее, Кристины, зависит, сломают ее сейчас или нет. Вот здесь, при куче любопытных глаз, позабывших и стыд, и совесть, и элементарное сострадание. Вот только сможет ли сама Кристина выдержать все то, что так многообещающе пылает сейчас в глазах венценосца?
— Уйди, — проговорила Кристина, коснувшись плеча девчонки, и не узнала собственного голоса.
Смуглянку дважды просить не пришлось — отскочила в сторону тут же, уступая место своей защитнице. Кристина опустилась на колени. Надо выдержать. В конце концов, ей будет проще, нежели этой девочке. В конце концов, терять ей, Кристине, уже нечего, и хуже, чем есть, чем было, вряд ли уже будет. В конце концов, ей удалось уже смириться с насилием, и с унижением очередным она как-нибудь справится. Надо просто не думать ни о чем — ни о человеке перед ней, ни о боли, им причиненной, ни о теле его ненавистном, что каждую ночь в кошмарах снится.
Кристина подалась вперед. Что делать ей и как, она не знает — не умеет. А венценосец ждет и смотрит… И смотрят остальные, скалясь над ее растерянностью. Кристина подалась вперед и вдруг содрогнулась в рвотном позыве, мелкая дрожь прошлась по позвоночнику — она не может переступить через себя. Она не может сделать то, чего от нее хотят.
— Филипп, я не могу, — еле слышно проговорила Кристина, боясь заглянуть в его глаза. — Пожалуйста, не заставляйте…
Тишина в зале. Недобрая, злая… И чувствует Кристина, сидя у ног венценосца, что все молнии мира сейчас вокруг нее собрались, готовые убить ее на месте. Не слышно всхлипов, не слышно насмешек, дыхания собственного — и того не слышно. Но вот Филипп зашевелился — опустился к ней, тронул за подбородок, заставляя в глаза ему смотреть… А в глазах его ненависть плещется. Ни страсть, ни похоть — черная ненависть и жажда убивать.