Распознавание образов

Гибсон Уильям

– Чтобы сделать из него коммерческий продукт? Мой дядя никогда не допустит такой огласки.

– Продукт и так уже очень ценный. Гораздо ценнее, чем вы можете себе представить. Коммерческая часть – это просто создание брэнда, открытие франчайзов. Они уже готовятся к этому. По крайней мере один из них. И этот человек очень умен. Я знаю, потому что работаю на него.

– Вы на него работаете?

– Да. Но я уже решила: я не скажу ему, что нашла вас. Кто вы такие, где находитесь, что случилось с Норой, и все, что я сегодня увидела, – он ничего не узнает. Я на него больше не работаю. Однако придут другие, и в конце концов вас найдут. Вы должны быть готовы.

– Готовы? Как?

– Пока не знаю. Но постараюсь что-нибудь придумать.

–

Спасибо, – говорит Стелла. – Я рада, что вы увидели, как работает моя сестра.

– И вам спасибо.

Они обнимаются, Стелла целует ее в щеку.

– Ваш водитель ждет.

– Пожалуйста, отошлите его. Я хочу прогуляться, почувствовать город. Я еще не видела вашего метро.

Стелла достает телефон из кармана серой юбки, нажимает кнопку, говорит что-то по-русски.

38

Пуппенкопф

Кейс оказывается на шумном Арбате.

Покинув сквот на задворках Георгиевского, она безвольно дрейфовала, сорванная с якоря чудесным процессом, который ей довелось наблюдать. Теперь она знает, что фрагмент с панорамой пустынного пляжа привязан к неровной верхушке буквы «Т». Немыслимая степень интимности.

Задумавшись, Кейс брела наугад, поворот за поворотом, из одной улицы в другую, пока не увидела на одном из перекрестков красное «М» станции метро. Она спустилась под землю и с некоторыми трудностями купила несколько жетонов [30] , получив ворох сдачи со слишком большой купюры. Прозрачные кружочки из зеленоватого пластика, по цвету похожие на фигурки игрушечных скелетов, которые светятся в темноте. На каждом буква «М».

30

Так у автора. На самом деле жетоны были упразднены в январе 1999 г.

Одного жетона хватило на всю долгую поездку, с переходами и пересадочными станциями.

Кейс просто растворилась в одной из своих детских фантазий, в жутковатой сталинской грандиозности московской подземки, которая так потрясала ее отца.

Чувство, преследовавшее ее с самого начала – что все здешние объекты необоснованно огромны, – под землей стало вдвое сильнее. Избыточная роскошь станций превзошла самые смелые фантазии. Сверкающая бронза, розовый мрамор с аквамариновыми вставками, ослепительные хрустальные люстры на мощных колоннах, подпирающих высокие потолки, – элементы, уместные скорее для бальных залов, чем для станций метро. Как будто все богатство таинственной страны, которую Уин называл последней империей девятнадцатого века, влилось сюда через темные каналы тридцатых годов, чтобы превратиться в эти великолепные дворцы общественного транспорта.

Столь сильное и необычное впечатление на время освобождает Кейс от тяжелых чар, владевших ее сознанием с того момента, как она спустилась по узкой лестнице в солнечное сияние дня, и за спиной лязгнула стальная дверь.

Она понятия не имеет, где успела побывать за эти два часа бесцельного дрейфа по сказочно прекрасным галереям и эскалаторам, но в конце концов случай приводит ее на Арбат, широкий и переполненный народом, и тут снова включается алгоритм «это-почти-как», и она говорит себе, что это почти как Оксфорд-стрит – хотя общего, конечно, мало.

Почувствовав жажду, она заходит в почти-как-итальянский кафетерий с прохладительными напитками и доступом в интернет и покупает бутылку воды и полчаса сетевого времени, чтобы проверить почту.

Клавиатура по умолчанию настроена на кириллицу; Кейс постоянно нажимает не ту кнопку и теряет английский язык, а потом не может вспомнить, как его вернуть. С грехом пополам ей удается прочитать письмо Капюшончика.

За свою долгую и трудную жизнь я повидал достаточно недобросовестных агентов, чтобы безнадежно разочароваться в этом сословии, тем не менее должен

признать, что твой агент – приятное исключение. Доказательством служит мой статус: я сейчас сижу в парижском аэропорту, завернутый в нежнейший кожаный кокон ручной работы от «Эйр Франс», и ожидаю посадки на ближайший рейс до Москвы, посматривая Си-эн-эн на французском языке. Задержка произошла отнюдь не по вине Сильвии. Просто что-то всполошило здешние бомбодетекторы, и теперь даже мы, элита из первого класса, должны ждать разрешения полетов. Чтобы как-то скрасить ожидание, вышеупомянутую элиту в составе пяти человек препроводили в чудо-инкубатор, оснащенный, я вынужден признать, самым лучшим во вселенной ассортиментом бесплатных закусок, в дополнение к которому нас постоянно обносят шампанским. Наверное, я тебе еще не говорил, но после печально известных событий мне, как и многим другим, не очень-то хотелось летать. Поэтому я и к Деррилу поехал на поезде. Однако сейчас, благодаря общей взвинченности и невообразимому уровню заботы, я практически не чувствую дискомфорта. Мои американские страхи остались по ту сторону регистрации багажа. И как только вправят мозги бомбодетекторам, я прилечу тебе на помощь. Боюсь, правда, что меня придется заново учить самостоятельно есть и подмываться. Если хочешь помочь, приготовь маленькие горячие полотенца. Еще раз спасибо за билет.

Кейс пытается ответить, но опять случайно нажимает эту дурацкую кнопку. Официант помогает ей переключиться назад, и она пишет:

Я побывала там, встретилась с ней. Вернее, увидела ее. Сидела и смотрела, как она работает. Я сейчас в интернет-кафе, все еще перевариваю впечатления. Об этом трудно писать. Да и ни к чему – ты уже почти здесь. Я так рада, что ты прилетаешь! Может, ты уже прилетел? Я еще не была в гостинице.

Снаружи доносится тяжелый грохот: столкновение или взрыв. Кейс поднимает голову. Воют сирены. Официант подбегает к двери, выглядывает на улицу. Кейс закрывает глаза. Она снова в машине, по пути к дому Стоунстрита, а на дороге, подставив лицо дождю, лежит мотоциклист со сломанной шеей... Она остро ощущает собственную смертность.

Я должна тебе это сказать, потому что никто больше не знает: [e-mail]. Ее зовут Стелла. Не самого автора, ее сестру.

Отправить.

Она допивает воду, закрывает браузер, встает со стула. Сирены все еще слышны в отдалении.

Теперь нужно поймать такси. «Официальное».

Кивнув парням в кевларовых бронежилетах, она вспоминает, что все еще не забрала паспорт.

Фойе «Президент-отеля» по-прежнему огромно и еще более безлюдно, чем раньше. Ее просьба запускает в администраторе глубокую атавистическую программу, оставшуюся с советских времен. Лицо его каменеет, глазки сжимаются, и он молча ныряет в неприметную дверь за стойкой. Десять минут все тихо; потом он выныривает с паспортом в руках и так же молча кладет его на стойку.

Вспомнив рассказы Уина, Кейс проверяет, что паспорт действительно ее, и все страницы на месте, и сзади не прибавилось новых штампов и виз. На первый взгляд все в порядке. Она благодарит администратора и убирает паспорт в папку «Штази».

Самое время напустить горячей воды в длинную коричневую ванну и хорошенько расслабиться. А потом сойти вниз и спросить, не прибыл ли мистер Гилберт.

Кейс поворачивается – и оказывается нос к носу с Доротеей Бенедитти.

– Нам надо побеседовать.

Доротея тщательно прилизана в своей обычной манере, только косметики чуть побольше. Черные одежды, массивное золотое ожерелье.

– Доротея?

Ну да, а кто же еще? Но инстинкт советует пока сыграть в дурочку. Другой, более древний инстинкт советует уносить ноги.

– Я знаю, что вы их нашли. Хьюберт еще не знает, однако им уже известно.

– Кому?

– Охране Волкова. Людям, которые меня наняли. Нам надо срочно поговорить, с глазу на глаз. Давайте пройдем туда, в бар.