Распознавание образов
Шрифт:
Состояние крайней выдроченности – выражение Дэмиена, идеально подходящее к случаю.
Развернув мятный леденец, Кейс кладет его под язык.
Ночи в Сибири, как выясняется, прохладные. Она развязывает рукава «Баз Риксона», надевает его, застегивает молнию. Ветер поддувает в дырявую спину, потому что от подкладки остались одни лохмотья – Кейс вырвала куски нейлона и обмотала разбитые ноги. Чуть-чуть помогло, хотя все равно она сомневается, что завтра сможет далеко уйти.
Хорошо бы оставить кусочек леденца на потом, но не во
В небе сверкают звезды.
Глаза быстро привыкают к темноте, и на горизонте, в той стороне, куда она все время шла, становятся видны два вертикальных луча. Они не похожи на световой памятник на месте разрушенных башен – скорее, на лучи из ее лондонского сна, только гораздо дальше и слабее.
– Что вы делаете в Сибири? – спрашивает она их.
И тут же чувствует, что он где-то рядом.
– Я ведь могу умереть в этой пустыне, – говорит она. – Вполне реально умереть.
Да, можешь, – отвечает он.
– Значит, это конец?
Откуда мне знать?
– Но ты ведь умер, да?
Трудно сказать.
– Скажи, в тот вечер – это был твой голос? Сквозь музыку?
Просто галлюцинация.
– А уж я подумала – вот, наконец-то услышала один из маминых ФЭГов.
Без комментария.
Она улыбается.
– А тот сон, в Лондоне?
Без комментария.
– Я тебя люблю, пап.
Я знаю. Мне надо идти.
– Почему?
Слушай.
И он исчезает – в этот раз, кажется, навсегда.
Тут же сзади доносится рокот вертолета. Оглянувшись, Кейс видит длинный луч белого света, бегущий по мертвой земле. Он перемещается беспорядочно, как маяк, обезумевший от одиночества и сорвавшийся бродить в темноте, в слепой надежде отыскать кого-нибудь в этом безжизненном царстве.
40
Академия мечты
Вертолет пролетает прямо над ней, но прожектор шарит где-то в стороне. Машина идет так низко, что видны продолговатые желтые полозья, освещенные красным бортовым огнем. Прожектор моргает и гаснет; красный огонь удаляется.
Световых башен на горизонте уже не видно.
Рокот опять становится громче: вертолет возвращается.
Он зависает в пятидесяти метрах, включает прожектор, нащупывает ее лучом сквозь облако поднявшейся пыли.
Кейс прикрывает рукой глаза и сквозь пальцы следит, как вертолет опускается на землю. Из боковой двери выпрыгивает человеческая фигура и приближается, отбрасывая перед собой широкую зыбкую тень.
Звук мотора становится тише, реже: винты постепенно останавливаются.
Человек выходит из светового луча и останавливается в двух метрах от нее.
– Кейс Поллард?
– А вы?
– Капюшончик.
Не может быть. Кейс молчит, пытается это переварить. Наконец она спрашивает:
– Кто открыл тему, из которой выросли «сборщики»?
– Морис.
– В ответ на чей пост?
– Пост Дэйва Аризонского о теории ограничений при съемках с живыми актерами.
– Капюшончик! Ты?!
Он заходит сбоку и поворачивается так, чтобы свет падал на лицо. Рыжеватые волосы с залысинам, зачесанные назад. Мешковатые камуфляжные штаны, плотная черная рубаха, под ней белая футболка. На шее большая штуковина, похожая на бинокль: два окуляра сходятся в одну трубу, которая расширяется наподобие фонаря.
Порывшись в нагрудном кармане, он достает визитную карточку, делает шаг вперед, протягивает ее Кейс. Та берет и читает, щурясь от пыли и яркого белого света:
ПИТЕР ГИЛБЕРТ
БЕЛЫЙ МУЖЧИНА СРЕДНИХ ЛЕТ
С 1967 ГОДА
Она поднимает глаза.
– Специфика музыкального бизнеса, – поясняет он. – У нас в Чикаго, если группа играет определенную музыку, без него не обойтись.
– Без кого?
– Без БМСЛа. Белого мужчины средних лет. – Он садится на корточки, по-прежнему выдерживая дистанцию в два метра. – Ты можешь идти? В вертолете есть врач.
– Как... каким образом ты здесь оказался?
– Так, прилетел на всякий случай. Вдруг ты передумаешь.
– Передумаю?
– Ну да. Ты же сбежала из единственной русской тюрьмы, в которую люди, наоборот, стараются проникнуть.
– Почему?
– Ее называют «академией мечты». Тебя туда отвезла одна из бригад Волкова. После того, как Мама переборщила с «крышесносом».
– С чем?
– Рогипнол, наркотик для изнасилований. Его добавляют девушкам в коктейли. Шутки шутками, а ты могла бы и коньки отбросить. Но что ж поделать, такая у нас Мамочка. У тебя, кстати, была парадоксальная реакция. По идее эта дрянь превращает людей в послушных дурачков, на все согласных, но в тебе она пробудила какую-то буйную средневековую агрессию.
– Правда? Ты что, видел?
– Нет. Я как раз заканчивал регистрироваться, когда подъехали «скорая помощь» и полиция. Помнишь, в старых вестернах: ковбой умирает в пустыне от жажды, а друзья тут как тут, приподнимают ему голову и говорят – вот, выпей, только немного.
Кейс озадаченно моргает.
Он отстегивает от пояса пластиковую фляжку и передает ей.
Она делает глоток, полощет горло, выплевывает. Затем осторожно пьет.
– Мама сначала пыталась всех убедить, что контролирует ситуацию, – продолжает Капюшончик. – Но на фоне разбитого носа и заплывшего глаза это звучало, прямо скажем, несерьезно.