Расправить крылья
Шрифт:
Громовой хохот сотряс комнатку. Пунцовая Элли, молча сидела, уткнувшись в пол.
Из кухни высунулась давешняя белокурая хозяйка, и подхватив девушку под локоть, замахнулась полотенцем на говорливого дедка.
— Охальники! Что же вы девочку смущаете-то! И ты, — возмущенно прикрикнула она на Конрада, — ишь, тоже мне мужик! А за бабу свою мог бы и вступиться!
Демон явно смутился, зато дородный мужик — судя по всему муж — зло прицыкнул:
— Цыц, женщина, когда мужики разговоры ведут.
Баба замахнулась на него полотенцем.
— Я тебе
— Ну ладно-ладно, че ты уж так… — пошел на попятный муж.
— Пойдем, девонька, на кухню, а то эти срамники и черта засмущают.
Черт, или в данном случае демон, как раз чувствовал себя как рыба в воде, только проводил девушку долгим взглядом и вновь вернулся к застолью.
Оказавшись на кухне, Элли облегченно выдохнула: запахи пряностей и специй успокаивали… да и от присутствия мужиков ей было не по себе.
— Марфа я, — представилась женщина. — А ты Элиза?
— Элли.
— Элли?.. Надо же какое забавное имя, не нашенское. Да и хороша как, прям ангел! Откуда такая только?
Девушка покраснела. Среди своих она была невзрачной и совершенно обыкновенной, ни на йоту не выделяясь среди подруг. Та же Кассандра была намного эффектней. А про то, как их раса выглядит в других мирах, она как то не задумывалась.
— Из далека… очень далекого далека.
— Хорошо что наши на вас наткнулись, когда выделку проверяли. А то через эту заимку почти никто и не ходит. Замерзли бы вусмерть. Это же надо, — покачала она головой, — разбойники вовсе обнаглели, как воронье на падаль слетаются. Если бы десяток мужиков с дрекольем, да оружием — и не пикнули бы, а то увидели, что один мужик с бабой… И как еще живы остались?
Так вот что придумал темный, да уж, оригинальностью не блещет. Впрочем, какая разница о чем врать…
Марфа хлопоча вокруг стола, подкатала рукава и стала замешивать в деревянном ведерке толченую с кожурой картошку и молоко.
— Свинья опоросилась недавно, ладные поросятки, да слабенькие, подкармливать надо. — Пояснила тетка и некстати заметила. — А муж твой — статный молодец. Сразу видно — надежный мужик. За ним как за каменной стеной, — женщина игриво подмигнула. — Да и в постели, небось, не плошает?
Светлая пригорюнилась. Да уж за стеной… могильного склепа только если. Надежный такой склеп, вечной памяти. На глаза непрошено навернулись слезы.
Марфа, заметив несчастное выражение лица девушки, всплеснула руками.
— Девонька, ты чего? Что случилось?
Элли помотала головой: "Ничего. Все в порядке". Но Марфа, уже ополоснув в бадейке руки и вытерев о передник, присела рядом.
— Да боюсь я его! Понимаете? В том-то и дело, что с мужчиной хочется… чувствовать себя защищенной, знать, что ты можешь на него положиться и он никому-никому не даст тебя в обиду… А тут сам!..
— Неужто руки распускает?! — Ахнула тетка — На такую красоту?
Элли уже хотела возмущенно согласится: "Да, мол, распускает и еще как!", но вовремя сообразила, что для Марфы-то они муж и жена, а в этом смысле распускание рук между супругами очень даже приветствуется и что тетка имела в виду вовсе другое. Прикусив губу, она сказала:
— Нет, просто он… он тиран, деспот и… и дурак!
— Как и все мужики, — отмахнулась тетка. — А только ты умнее будь. Скажу тебе, что если что не так, значица и сама виновата. Сама позволяешь такое к себе.
Девушка возмущенно уставилась на разговорчивую хозяйку: "Что значит позволяю"?!
Марфа по-доброму усмехнулась:
— Запомни, девонька, что бы там о себе мужики не думали, в семье главная женщина. На виду, на людях, конечно, мужчина — хозяин, а вот в семье… Эх ты, молодо-зелено. Умнее надо быть. А он же, сразу видно, влюблен в тебя без памяти, вон как смотрит — глаз не сводит, так тебе и карты в руки.
Смотрит, мысленно согласилась девушка, только вовсе не из-за любви. Боится, небось, упустить дойную корову, с которой можно силу поиметь.
В горнице часто раздавались взрывы хохота — шел самый разгар разудалого застолья, перетекающий с бахвальных историй о поимке во-от такенного медведя на баб-с и обратно. Тетка тем временем вновь вернулась к ведерку, вспоминая:
— Я-то лет двадцать назад видной молодухой была! Все парни за мной косяком бегали, а я только головы кружила. А вот как встретила своего Игната, тоже тот еще кобель был, даром что гармонист знатный — влюбилась без памяти! Уж на что сердце трепетало, а все одно вовсю вид делала, что нету мне до него ровного никакого дела и я сама по себе такая королевна. А остальные наши девки уж как ему только на шею не вешались, да только он как понял, что я его ровно и не замечаю — зауважал значит крепко. Понял, что гордость имею. А уважение в семье должно быть — это главное. Заставишь себя уважать, будет и все остальное. Само приложиться.
— Как будто это можно так быстро заставить себя уважать…
— Ну, милая, быстро только кошки родятся, в жизни-то все иначе… — Она помолчала, задумчиво продолжив спустя пару минут. — А мы раньше с родителями в деревеньке на самом Главном тракте жили. Людное место, торговое. Навидалась всяких и воинов бывалых и ветеранов, и юнцов безусых о славе грезящих. И твой-то… двигается ладно, будто пантер какой. А тут — писарчук, ишь ты?…
И впрямь в движениях темного чувствовалась звериная хищная грация. Хотя просторная холстяная рубашка, скрадывала фигуру Конрада, пряча под плотной тканью мышцы. Вспомнив тело мужчины без одежды, девушка покраснела, поскорее переводя тему:
— А вон тот парень — рыжий такой, это ваш сын?
— Какой сын?! — С ужасом отмахнулась рукой Марфа, — Бог миловал. Мой сын сейчас в столице — сотник он у меня, а дочка замужем уже как год. А это… прикормыш рыжий Венька, пасынок, брата Игната. Тот помер десять зим назад, ну и сынок его остался, вот приютили, родич как-никак. Ты смотри осторожней, он до девок дюже охоч — ему все-равно кого тискать: косую, рябую — а уж когда такая красавица! Кабы замужем не была, не сдобровать тебе было.