Распущенные знамёна
Шрифт:
— Но жизнь-то тебе эта придумка спасла? — спросил Кравченко.
— Спасла, — нехотя подтвердил Жехорский.
— Значит не настолько она и малоэффективна, — заключил Кравченко.
**
Командир Отдельной Донской кавалерийской бригады генерал-майор Миронов, опустив бинокль, обратился к командиру приданного конно-пулемётного полка майору Кожину:
— Глянь, Фома, красиво идут, черти!
— Вижу, Филипп Кузьмич, — не отрывая глаз от бинокля, откликнулся Кожин.
Австрийские гусары ехали шагом,
— Ну что, Филипп Кузьмич, пора? — спросил Кожин.
— Разъезжаемся! — кивнул Миронов.
Всадники повернули лошадей в разные стороны и поскакали вдоль строя, увлекая за собой каждый свою половину — очень похоже на то, как раздвигается занавес в театре перед началом представления. Австрийские гусары, скачущие в передних рядах, увидели перед собой плотный строй пулемётных тачанок, но исправить что-либо было уже невозможно. Свинцовый занавес, поставленный 250 пулемётами, состоял более чем из 60000 пуль в минуту! Смерть косила без устали, скашивая без разбора лошадей и всадников. Удар кавалерии с флангов довершил разгром.
Донскому казаку Миронову и махновцу Кожину, как и в ТОМ времени, удалось подставить вражескую конницу под пулемётный огонь, но не кавкорпус Барбовича у села Краповая Балка, что за Перекопом, в 1920, а австрийских гусар в 1918 вблизи закарпатской деревушки, название которой ни один из них так потом и не вспомнил.
**
8-ая германская армия, теснимая войсками Западного и Северо-Западного фронтов, с боями, неся огромные потери, отходила к Кёнигсбергу. Туда же ушли из Либавы германские корабли.
От взрывов в городских домах лопались стёкла. Виной тому была не штурмовая русская артиллерия — город сдали без боя, и в штурме необходимости не было. Взрывы раздавались в Либавском порту, где германские моряки топили корабли, которые по разным причинам не смоги выйти из гавани. Шишко и Кошкин, морпехи которых только что решительными действиями предотвратили подрыв боеприпасов на береговых складах германского флота, смотрели с берега на то, с чем они ничего поделать не могли.
— Ты посмотри, что творится! — восклицал Кошкин всякий раз, когда очередной корабль в дыму и пламени шёл на дно. — Сколько добра зазря пропадает!
— Плюнь, — посоветовал Шишко. — Мы себе лучше флот отгрохаем!
**
Командующий Русским экспедиционным корпусом в Болгарии генерал-лейтенант Деникин стоял на мостике линкора «Воля» рядом с командующим Черноморским флотом адмиралом Саблиным и разглядывал в бинокль далёкую ещё Варну.
— А это что такое? — поинтересовался Деникин, обращаясь к Саблину.
Тот взялся за бинокль. На внешнем рейде Варны показался какой-то корабль с явным намерением заступить дорогу эскадре. Саблин опустил бинокль.
— А это, Антон Иванович, — весело доложил он, — лучший болгарский крейсер «Надежда».
Деникин ещё раз поднёс к глазам бинокль, потом недоверчиво посмотрел на Саблина.
— Шутить изволите, Михаил Павлович? Какой это, к свиньям собачим, крейсер?
— Нисколько не шучу, — продолжил улыбаться Саблин. — Просто, что русскому канонерская лодка, то болгарину — крейсер!
— Чёрт знает что, — раздражённо пробурчал Деникин.
Меж тем борт крейсера «Надежда» окутался клубами дыма, и через несколько мгновений слева по курсу «Воли» дважды вспенилась гладь моря.
— Он что, по нам стреляет? — удивился Деникин.
— Было бы чем, может, и пострелял бы, — под одобрительные взгляды находящихся на мостике морских офицеров продолжил балагурить Саблин. — Но с «Надежды» ещё в начале войны сняли пушки главного калибра, а этими пукалками им только борта «Воле» щекотать. Думаю, они на радостях заместо холостых зарядили боевые. Впрочем, — повернулся адмирал к командиру «Воли», — прикажите-ка просигналить на «Надежду» приказ: салют прекратить, флаг спустить и убраться с фарватера, а то заденем ненароком!
— И вы знаете, они и флаг спустили, и фарватер освободили, а на набережной Варны ещё и оркестр играл в честь прибытия русского флота!
Фердинанд I, царь Болгарии, с горечью посмотрел на премьер-министра своего правительства.
— Что вы молчите, Радославов, прокомментируйте это как-нибудь!
Васил Радославов по привычке — он часто так поступал, когда нервничал — хотел потрогать свою окладистую бороду, но вовремя опомнился и руку отдёрнул.
— Высадка русского десанта, и то, как он был встречен населением и — увы! — армией и флотом, ещё не самая плохая новость на этот час, Ваше величество!
— Что, бывают новости хуже? — удивился царь.
— Бывают, — кивнул премьер. — Весть о высадке русских спровоцировала в армии мятеж. В настоящий момент число восставших солдат достигло 30 тысяч, и они идут на Софию. Это конец, Ваше величество!
**
Берсенев недобро посмотрел вслед уходящему шторму. Серьёзного ущерба корабельному хозяйству он не нанёс, но выполнение задачи, поставленной комфлота перед отрядом кораблей, задержал на несколько часов. Сейчас «Колчак» и все четыре эсминца в авральном режиме приводили себя в порядок.
— Товарищ командир… — Берсенев повернулся к вахтенному офицеру. — Командиры кораблей прибыли и вместе со старшим офицером и штурманов ожидают вас в кают-компании!
— Добро! — кивнул Берсенев.
В кают-компании штурман уже расстелил на столе карту района.
Берсенев после короткого приветствия обратился к собравшимся:
— Обстановка, товарищи, складывается непростая, времени у нас в обрез, потому устанавливаю следующий регламент: я докладываю, у кого будут замечания, делайте их по ходу и без лишних церемоний. Итак, «Гебен» уже наверняка обнаружил нашу эскадру и вместе с «Бреслау» спешит к проливам. А мы не знаем, в каком месте протраленный фарватер, и искать его у нас просто нет времени. Однако возьму на себя смелость предположить, что фарватер может быть либо здесь, либо здесь, — показал на карте Берсенев. — Что думает штурман?