Распутье
Шрифт:
Поезд, отстукивая колесами на стыках рельсов, шёл на запад, оглашая протяжными гудками притихшую землю. Проплывала за окном ноябрьская тайга, в которой столько раз Устин охотился по чернотропу на кабанов, добывал соболей и изюбров и где ему в этот приезд так и не удалось побывать. Гада торопился в Омск, чтобы своим авторитетом остановить напрасное кровопролитие. Дело в том, что войска Учредительного собрания, как назвали себя тамошние белогвардейцы, начали чинить зверские расправы не только над сочувствующими советской власти и большевиками, но и чехословаками, которые выступили против репрессий. Он ехал спасать своих братьев.
Опоздал: кого хотели расстрелять, уже расстреляли. Мало того, так начались расстрелы членов Сибирского правительства. С народоправчеством пора было кончать. Но ко всему этому нужен был правитель, который бы смог взять всю полноту власти в свои руки. Кто им будет?
«Постановление Совета Министров от 18 ноября 1918 года.
I. Вследствие чрезвычайных событий, прервавших деятельность Временного Всероссийского Правительства, Совет Министров, с согласия наличных членов Временного Всероссийского Правительства, постановил принять на себя всю полноту Верховной Государственной власти.
Председатель Совета Министров Вологодский
II. Ввиду тяжелого положения страны и необходимости сосредоточить всю полноту власти в одних руках Совет министров постановил передать временное осуществление Верховной власти государства адмиралу Александру Васильевичу Колчаку, присвоив ему наименование Верховного Правителя.
Председатель Совета Министров Пётр Вологодский, Члены Совета Министров: Ж. Устругов, М. Зефиров, В. Ключников, С. Старинкевич и другие.
Колчак взял власть в свои руки. Но к этому готовились загодя. Иванов-Ринов и его помощник Волков еще 10 ноября захватили власть, распустили Думу. При роспуске Думы левая часть пела «Марсельезу», а правая – «Боже, царя храни». В этом немало помогли Иванову и Волкову эсеры, которые уговорили Думу добровольно «самораспуститься».
«Приказ Верховного Правителя к населению России. 18 ноября 1918 года Всероссийское Временное Правительство распалось. Совет министров принял всю полноту власти и передал ее мне, адмиралу русского флота Александру Колчаку.
Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях Гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю:
Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру.
Призываю вас, граждане, к единению, к борьбе с большевизмом, труду и жертвам.
Верховный Правитель, Адмирал Колчак.
И вот тут-то было над чем посмеяться генералу Гаде. В тот же день по приказу Колчака Гада разогнал и арестовал лидеров партии эсеров, которая произвела его в генералы, назначив командующим Екатеринбургским фронтом. Они призывали к совести и чести.
– Ха-ха-ха! – ржал Гада, хлопая себя по ляжкам. – К кому вы взываете? К кому, господа эсеры? Я не член партии, я всего лишь офицер, который привык исполнять приказы. Есаул Бережнов, прикажите препроводить товарищей эсеров в тюрьму. Вы, господа, как и большевики, адмиралом Колчаком объявлены вне закона.
– Но как же, как же? Ведь мы с вами вместе боролись против большевиков. Мы их трупами запрудили улицы городов и сел, – лепетал эсер Медведев.
– Вы начали великое дело, господа, мы его продолжим. До свиданья. Надеюсь, мы ещё с вами увидимся. Я даю слово генерала, что вы будете заключены в тюрьму временно, затем мы вас выпустим. Передайте арестованных конвою, – отдал приказание Гада и, повернувшись к Устину, резюмировал: – Ну вот, еще с одними говорунами покончено. Жаль, конечно, но что делать, приказ Верховного Правителя для нас пока закон. Хочу посмотреть, как он себя поведет.
– А куда теперь мы с вами, господин генерал?
– На фронт, господин есаул, будем снова бить красную сволочь. Если Колчак объединит все силы, то красным не удержать фронты. Они падут и побегут в Москву, а оттуда на север к белым медведям. Другого пути у них нет.
– На фронт – туда хоть завтра. Обрыдло возиться с безоружными людьми, даже стыдно.
– Возможно, и завтра.
Принесли экстренный выпуск газеты «Сибирская речь».
– Но это уже чёрт знает что! – выругался Гада. – Я дал слово генерала, а они что творят? Эсеров не довели до тюрьмы, их утопили в проруби. Пять человек убито при попытке к бегству. Узнать виновников и привлечь к полевому суду!
– Напрасно шумите, господин генерал, эти люди убиты по приказу начальника Омского гарнизона полковника Волкова. Цыкнет на вас Колчак, и вы замолчите, – усмехнулся в рыжеватые усы Бережнов.
– На меня цыкнет! Но это уж позвольте! На Гаду ещё никто не цыкал. Машину, еду к адмиралу! Ты тоже со мной.
– Как прикажете, господин генерал.
– Куда? – коротко спросил шофёр.
– В Совет Министров, – бросил Гада.
В Совете Министров Гаде спокойно ответили, что ими назначена комиссия по расследованию убийства. Волков, что самолично убивал эсеров, будет привлечен к ответственности.
– Как к этому относится Колчак? – спросил Гада.
– Думаю, что положительно, – ответил один из заместителей Председателя Совета Министров. – Мы недавно из вице-адмиралов произвели его в адмиралы. Думаем, что он не забудет наших стараний.
– Александр Васильевич, я возмущён поведением Волкова, поэтому требую немедленно назначить расследование и расстрелять негодяя! – гремел Гада уже в кабинете Верховного Правителя.
– Эко, а я сегодня за выдающиеся заслуги перед Родиной произвел Волкова из полковников в генерал-майоры. Значит, ошибся. Прикажу назначить следствие за превышение власти. Даю на это слово адмирала. Будем судить.