Распутье
Шрифт:
– Слушаю!
Устин закончил:
– Говорил я много, надеюсь, мои слова не упали в пустоту. Питаю надежду, что мои земляки не подведут меня. Вы видите, что я пришел к вам не в звании поручика, не с одним крестом, а много выше. Вот чего добился я, простой мужик, в войне с германцами, а потом с большевиками. Прошу вас, дорогие земляки, не подведите полковника, – сошел с помоста. – Поручик, записываете!
И потянулись мужики к столу, чтобы назвать свою фамилию, имя и отчество.
В одночасье записалось семьдесят мужиков.
– А ты, тятя, разве ты разучился стрелять? – повернулся Устин к отцу.
– Спаси вас Христос, расписали задницу, а потом к вам?! Вот вам! – показал заскорузлый кукиш. – Стар, но еще мог бы, а счас – нетушки.
– А ты, дорогой тесть и отец, ты тоже обижен белыми? – повернулся Устин к Алексею Сонину.
– Ты, зятек, вижу, птаха великая стал. Ты дай мне на час винтовку, и я покажу, как надо с беляками расправляться.
– Всё ясно. Обоих в амбар. Туранов, поставить на охрану своих. Пусть посидят и подумают, что и почем.
– Спасибо, зятёк, удружил, мы с твоим отцом здесь на ножах ходили, теперича посидим в одном амбаре и поговорим о бренности жизни нашей. Спаси Христос! Может, и друзьями ещё будем.
– И такое может быть, – усмехнулся Устин. – Самая крепкая дружба случается после большой ругани. Туранов, выполняй приказ!
– Хватит, старцы, трогай! В амбаре будет время поговорить.
– А теперь вот что, будущие солдаты: вы хорошо знаете, где ваши сыновья прячутся. Сейчас вы разбежитесь по разным сторонам. Нет, не все, не все. Из каждого десятка по три человека. Соберете своих сыновей, приведете сюда, и их мы тоже запишем в нашу армию. Оставшиеся будут заложниками, если не вернется один, остальные будут расстреляны.
– Вернемся, черт ее дери, верим мы тебе, Устинушка. Верим!
– Вернемся, можешь не страшиться. Но оружье нам выдай, в тайгу без оружья мы сроду не хаживали.
– Поручик, выдать всем отобранным винтовки! Людям надо верить. Отца и Сонина – под арест.
Сонина и Бережнова заперли в бережновском амбаре, добротном, всегда полном зерна, муки и всевозможных припасов, но сейчас пустом.
– Ну что, сват, кажись, сидим? – спросил Сонин.
– Кажись, сидим.
– Дурь-то старая прошла?
– После такой порки и новая едва ли удержится.
– А Устин-то сволочь из сволочей! Но я рад, что хоть Коршуна привел в обрат. Везучие оказались.
– Потому везучие, что без малости жадности подарил.
– Что же дальше? Ить он беляк из беляков.
– Дальше? Хошь знать, что будет дальше? Погоди чуток, скоро мы с тобой будем привязывать веревку для Тарабанова.
– Да ну?
– Точно. Устин пришел к нам ангелом-спасителем.
– А как нам с тобой жить? Как лонись [73] будем драться, аль всё похерим?
73
Лонись (лони) – недавно, в прошлый раз.
– Тарабанов все похерил. Я им эту порку не прощу. Сам порол, но поротым не был. Придет час.
Приказав Тарабанову: «Поручик, кто остался, повоспитывай, а я с матерью поговорю. Да строевым их погоняй, винтовки пока не выдавать. Приведут сыновей, тогда и выдадим». – Устин ушел.
Тарабанов подошел к Мурзину.
– Слушай, Мурзин, ты много раз хвастал, что врага чуешь за версту, не почуял ли ты на этот раз, что Бережнов – наш враг?
– Что вы, господин поручик?! Бережнова я знаю, видел его в бою под Слюдянкой, рубил красных – смотреть страшно. И эти его дружки там же были.
– Зачем же ты их обезоружил?
– Для проверочки. Если бы они были не наши, то пустили бы в ход оружие. Не пустили, знать, наши. Такие люди зряшно не сдаются.
К вечеру с гор хлынула молодежь, а с ней партизаны, фронтовики, здесь же Шишканов и Горченко. Устин вспыхнул: ему не доверяют.
– Вас могут узнать, загубите все дело, – приказал Шишканову спрятаться. – Красильникова и Селедкина я арестую. От этих можно всего ожидать. Они ваши разведчики? Станут и разведчиками Тарабанова, если он им хорошо заплатит.
– Делай, как хочешь, мы тебе верим, – согласился Шишканов.
– Тарабанов, принимай пополнение. Мурзин, покажи пулеметные гнезда, – распорядился Бережнов.
Он по-хозяйски осмотрел окопы, пулеметные точки, про себя отметил: «Грамотно сделано, наскоком не взять и полку, со всех сторон попадаешь под перекрестный…» Вернулся, спросил Тарабанова:
– Когда думаешь выходить?
– Послал своих к японцам, завтра к обеду должны быть здесь. Сообща и выйдем. Шишканов собрал большой отряд, может устроить засаду.
Устин задумался: «Народ к бою не готов, подготовить уже не удастся, хотя наша сторона численно и сравнялась с бандитами. Единственный выход – внезапность. Начнем бой на рассвете. Иначе, если успеют подойти японцы, то всех наших подведу под топор. Черт! Тарабанов сомневается. Значит, он не замедлит обезопасить себя».
– Хорошо, готовьте людей, я пойду чуть передохну. Выше голову, поручик.
Дома Устина ждали Арсё и Журавушка – связные Шишканова. Побратимы обнялись. Посыпались вопросы.
– Расспросы потом, передайте Шишканову, что к обеду здесь будут японцы. На подготовку времени нет. Выступаем на рассвете. Тарабанов, как я слышал, приказал своим казакам прекратить пьянство, усилить охрану, держать коней под седлами, в домах не спать, разбить лагерь на сходной площади. Отменить приказ Тарабанова я не в силах. Он действует правильно, может еще больше заподозрить и перебить нас, как курят. Вам приказываю, в том числе и Шишканову, хотя бы начерно создать отряды, которые бы действовали под моим командованием. Пулеметчиков я беру на себя, мои парни ужами проползут, снимут пулеметчиков. Сигнал к выступлению – красная ракета. Передайте Лагутину, что и он пусть тут же бросается в бой со своими партизанами. Все. Жду доклада от Шишканова через два часа.