Распутин-1917
Шрифт:
—------------------------
(*) На допросе 13 июля 1939 г. в НКВД известный масон В.А.Оболенский сообщил, что он после разговора с Гучковым ясно понял: «Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол сэр Джордж Бьюкенен принимал участие в этом движении, многие совещания проходили у него.»
(**) Из мемуаров Мориса Палеолога “Россия предреволюционная”.
Глава 31. Deadline-линия смерти.
Казанский собор не похож на православный храм ни внутри, ни снаружи. Совмещая черты греческого акрополя и римского амфитеатра, он таит в своей архитектуре что-то языческое. Нефы, уходящие колоннадами вдаль и вверх, в темный, теряющийся в сумраке свод, навевают сходство с тем длинным тоннелем, о котором рассказывают побывавшие в состоянии клинической смерти.
— Почему вы назначили встречу именно здесь? — спросил Батюшин, скользя взглядом по мрачному внутреннему убранству.
Распутин вздохнул и размашисто перекрестился. Не объяснять же царскому генералу, что когда-то в курсантской юности это место было одним из его любимых в Ленинграде. Здесь назначали встречи с друзьями, поскольку даже в непогоду очень удобно было поджидать друг друга под соборными сводами, надежно укрывающими от проливного питерского дождя, а в дни, когда солнышко прогоняло зимнюю хандру, нравилось сидеть на скамейках сквера, расположенного подле храма, подставляя свои бледные лица первым ласковым лучам.
— Мы с вами разгадываем чужие тайны, Николай Степанович, — прошептал он, вручая генералу восковую свечу, — а для настроя на нужный лад Казанский собор подходит лучше вашей канцелярии. Это здание буквально соткано из загадок. Вы когда-нибудь обращали внимание на то, что его купол создан из особого кованого железа? Построен храм ещё до войны с Наполеоном, а технология производства такого материала появилась только спустя полвека после завершения строительства. Вторая загадка — шедевр архитектуры возведён под руководством Андрея Воронихина — крепостного, едва получившего двухлетнее архитектурное образование и не имеющего практического опыта самостоятельного строительства. Сложнейшая конструкция из двух рядов железных рёбер, поддерживающих купол и крест на крыше, построена до разработки метода статического расчёта стержневых конструкций. Воронихин и слов-то таких не знал, но смог «на глазок» возвести диво дивное… Разве это не чудо — такое проникновение сквозь время?
— Никогда не задумывался…
— Вот именно, — Распутин взял под локоть генерала и направился с ним к тускло мерцающим лампадам, бросающим длинные мистические сполохи на лики святых. — Не знать, не замечать и не задумываться — это три кита, на которых зиждется власть тех, кто заметил, задумался и обратил полученные знания в свою пользу. Знаете, когда вольные каменщики сделали первый шаг к своему могуществу? Располагаясь табором у строящихся храмов, они фиксировали и анализировали не только процесс строительства, но и поведение народа, приходящего спастись и утешиться. Научившись подмечать то, что другие по разным причинам считали несущественным, масоны три столетия крутили монархами, династиями и целыми империями, как хотели. Кстати, почему над входом в православный столичный храм установлено масонское всевидящее око, вы тоже не задумывались?
Батюшин смотрел на Распутина широко раскрытыми глазами. В них плескался страх.
— Полноте, Николай Степанович, — улыбнулся Григорий, — ваши юношеские увлечения тайными обществами в настоящее время никого не волнуют и компроматом не являются. Мне точно нет никакого смысла копаться в ваших домашних сундуках хотя бы потому, что страх — очень ненадежный инструмент управления, скоропортящийся, да к тому же обоюдоострый. Испуганный человек опасен прежде всего для источника угрозы, так как постоянно будет стремиться от него избавиться. Это же элементарно.
— А какой же инструмент управления людьми, как вы изволили выразиться, вам кажется справедливым? — выдавил из себя генерал, шумно сглотнув.
— Надежда! Она главный и единственный двигатель всего земного… Доказано наукой! Во время жестокого эксперимента в одном американском университете(*) исследователь поместил крыс в бассейн с водой, чтобы проверить, как долго они могут держаться на плаву. В среднем зверушки изнемогали и тонули через 15 минут. Но прямо перед тем, как они сдавались, исследователь вынимал их, сушил, давал отдохнуть и возвращал в воду. Что вы думаете, как долго крысы продержались в следующем раунде? Еще 15 минут? Десять? Пять? Крепче держите свечку, милейший Николай Степанович! Шестьдесят часов!… Надежду следует сделать официальным национальным символом, ибо она пронизывает всю нашу жизнь и присутствует даже в мелочах. Вот, например, этот собор. Вы видели по бокам от главной колоннады два пустых постамента? Согласно проекту, там должны расположиться бронзовые фигуры архангелов, но пока пьедесталы пустуют. Люди рассказывают, что архангелы пожелают занять свои места, когда в России воцарится мудрый, справедливый и честный правитель. Народ говорит не “если”, а “когда”. Надеется и верит! Разве это не прекрасно?
Внимательно оглядев оцепеневшего генерала, поругав себя за перебор информации, вываленной на голову неподготовленного хроноаборигена, Распутин кашлянул, привлекая внимание собеседника и ровным, холодным голосом предложил более приземленное объяснение:
— Церковь — идеальное место для подобных встреч. Удобно, не привлекает внимания. Мало ли кто решил пообщаться с Всевышним и встретил за этим богоугодным занятием другого богомольца. Но давайте перейдем к делу…
— Ваши сведения полностью подтвердились, — выйдя из состояния грогги и кивнув, яростно зашептал генерал, — солдат подкупают прямо у казарм(**), натравливают на жандармов, требуют, чтобы шли защищать население от полицейского произвола, хотя дело обстоит совсем наоборот — городовых самих впору брать под защиту. Да и силы не равны. Вся городская полиция — три тысячи человек, гарнизон — сто семьдесят тысяч, состоящий по большей части из резервистов и призывников второй волны, в основном крестьян, растерянных, распропагандированных, злых на правительство…
— … и очень хорошо вооружённых, — закончил за генерала Распутин. — Семимиллионная русская армия располагает двенадцатью тысячами пулеметов на пяти фронтах, а в 170-тысячном Петроградском гарнизоне, не нюхавшем пороха, их больше трех тысяч, четверть от фронтового наряда.
— Как же сподобилось такое? — свечка в руке генерал задрожала, расплавленный воск капал на пальцы.
— Каким образом их распределяли между фронтом и тылом, это вопрос к генералу Алексееву, начальнику генштаба. Главнокомандующий Николай II так и не разглядел в своем подчиненном руководителя военного заговора, — вздохнул Распутин, забирая из кулака Батюшина дрожащий огонёк и ставя перед образом Николая Угодника, — но меня больше занимает другой вопрос, как же все это проспали знаменитые генералы русского сыска Заварзин, Васильев, Спиридович, Глобачев и лично вы?
Батюшин зябко поёжился и опустил голову.
— За всеми думскими оппозиционерами уже полгода как установлено негласное наблюдение. Но армия всегда оставалась на особом положении, не допускающем контроля извне.
— Хорошо, пусть так. А что говорят филёры, ведущие наблюдение за теми, кто не находится на особом положении?
— Полицейские донесения последних трёх недель писаны, как под копирку: к иностранному гражданину N пришло больше гостей, чем ушло от него. Столько-то осталось ночевать и даже квартировать.