Распятое сердце
Шрифт:
В какой-то момент миссис Грайем заметила, как побелело лицо Андры, и она испугалась, что девушка упадет в обморок. Взяв холодную дрожащую руку Андры, она прошептала:
– Мужайся, моя дорогая. Ты поступаешь правильно.
Бог вознаградит тебя.
Эти слова слегка поддержали Андру, но она совсем не чувствовала в себе христианского смирения и не верила, что есть Бог, который вознаградит ее.
Ему было наплевать, что она любила Фрея и бросила все ради больного человека. Андра упрямо не разрешала своему сердцу молиться. Когда Тревор надел на ее палец кольцо, она ничего не почувствовала. Все закончилось, Тревор притянул Андру к себе, поцеловал ее и сказал, что она полностью изменила его жизнь. Но ее собственная жизнь, казалось, кончилась.
Потом последовало еще одно испытание. После приема, шампанского, торта, доброты и веселья друзей пришла пытка ночи. Она ненавидела те долгие часы, когда лежала рядом с Тревором, а он ласкал ее и говорил о своей страстной любви. Он извинялся, что никогда не сможет стать для нее настоящим любовником. Андру наполнили отвращение и ужас из-за того, что она сделала.
Во время первой брачной ночи он расплакался, не найдя в себе сил сдержаться. Андра жалела его, гладила по голове, шептала, что никогда не покинет, и объясняла, что в мире есть много другого, кроме физической близости. Андра знала, что ее страсть умерла с уходом Фрея.
– Но мы никогда не будем иметь детей, – стенал Тревор.
– Я не хочу детей, – искренне отвечала она.
Андра говорила правду. Она не хотела ребенка от него. Не хотела близких отношений с Тревором. Она полностью принадлежит Фрею, хотя больше никогда не увидит его.
Вчера она получила длинное письмо от матери с обычными рассуждениями о доме и отце и подробностями той скучной жизни, которую вели ее родители. Оно заканчивалось словами высокой похвалы, какими миссис Ли обычно не баловала дочь:
«Мы с папой поражены, как благородно ты поступила. Когда я впервые услышала страшные новости, то испугалась, что ты порвешь с бедным мальчиком.
Но ты поступила правильно, и я уверена, что всемогущий Бог вознаградит тебя…»
Еще одно обещание благодарности Господа. Гораздо больше ее тронула записка, полученная от Флэка Сэнки.
«Клянусь матерью всех святых, ты все-таки сделала это, – писал он. – Я думал, что ты сумасшедшая, когда отказалась от карьеры и уехала к этому парню, но выйти за него замуж при таких обстоятельствах – поступок лунатика!
Это страшная судьба для такой молодой и очаровательной девушки, как ты.
Зачем ты так поступила? Нас всех это тронуло, но мне кажется, что ты неправильно понимаешь добродетель. Хотя, должен заметить, что восхищаюсь твоим благородством. Но это же самоубийство! И все-таки жизнь есть жизнь, и если изменятся обстоятельства и тебе понадобятся деньги, на студии тебя примут в любое время. Помни это».
Она часто вспоминала эти слова. Тревору Андра не показала письмо, не желая его волновать, но сказала, что Флэк и все ее коллеги-кинематографисты хотят, чтобы она вернулась. Тревор сразу же объявил, что не покинет Южную Африку и своих друзей.
– Какого черта я должен ехать в мокрую Англию и замуровать себя в ужасной лондонской квартире! – ворчал он. – Нет, мы остаемся на солнце, здесь мы можем иметь слуг, пока есть деньги. А я кое-что успел накопить.
Она не спорила, прекрасно понимая, что придет время, и Тревор должен будет признать реалии жизни. Они не могли жить, как миллионеры, в Кейптауне.
Жизнь в этом городе была очень дорогой, и ни сбережения Тревора, ни щедрости мистера Фелдаза не могли покрыть их расходов. Сестра Тревора писала, что ее дом открыт для него в любое время, но у нее была школа, собственная жизнь, так же как и у родителей Андры. Нет, Андра знала, что наступит день, когда ей придется вернуться на студию и зарабатывать на двоих.
Андра скучала по дому. Уезжая, она верила, что ее ждет величайшее счастье. Вместо этого пришлось узнать бездонную печаль.
Этим серым днем в Африке она мечтала о сером дне в Англии. Андра вспоминала о своей квартире на последнем этаже, о том, как Роза Пенхэм приходила за письмами, о том, как Флэк организовал для нее новый контракт.
Ей необходимо вернуться к работе и хоть ненадолго забыть о Треворе и своем замужестве.
Все могло обернуться прекрасно – но только с Фреем.
О, Фрей, голубые-голубые глаза, соленые от моря волосы, сильные руки, обнимающие меня. О, Фрей, которого я люблю и буду любить до смерти. Где ты сейчас?
В первые два месяца после свадьбы сердце Андры разрывалось. Она старалась казаться веселой, исполняла все желания Тревора. И потому привычно улыбнулась, поворачиваясь к Тревору, которого ввез в комнату слуга-африканец. Равнодушно смотрела она на свежевыбритого человека с причесанными темными волосами, ухоженными руками и любимой сигарой во рту.
Он все еще был красив. Тот же романтический Тревор, вокруг инвалидного кресла которого крутились кейптаунские девушки, готовые пофлиртовать и польстить ему.
– Правда, он прекрасен, миссис Гудвин?
– Он выглядит просто очаровательно, не так ли?
– Правда, он терпеливый, хороший и смелый?
– Наверное, это такая радость для вас – ухаживать за ним?
Именно такие слова она постоянно слышала.
Андра все время была занята исполнением его поручений. Нужно открыть свежую коробку сигар, послать слугу за спичками. (Тревор отругал его за их отсутствие.) Он всегда ругал черных слуг. Это очень расстраивало Андру, она находила их веселыми, услужливыми и дружелюбными. Но все они боялись человека, командовавшего ими из инвалидной коляски.
Иногда Тревор вел себя, как рабовладелец. Андре приходилось объяснять ему, что в Англии со слугами так не обращаются. Иначе никто не стал бы ухаживать за ним. Тревор, смеясь, парировал, что не собирается возвращаться в Англию.
Этим утром он страшно ворчал: было пасмурно, к тому же приятели, которых они ждали к обеду, сообщили, что у них заболел ребенок и они не хотят оставлять его. Затем Тревор обнаружил, что на рубашке отсутствует пуговица, и попросил Андру пришить. Она подчинилась, и его губы искривились в удовлетворенно-циничной улыбке. Андра не умела шить. Она оказалась не слишком хорошей домохозяйкой и была вынуждена это признать. Постепенно она начала осознавать, что никогда не стала бы подходящей женой для Тревора, даже если бы и не произошел этот несчастный случай.