Распыление. Дело о Бабе-яге
Шрифт:
Вдруг в голове взорвалась боль — именно так бывает, когда по затылку со всей дури засветят булыжником. От неожиданности дернув вожжи, я кувырнулся через передок телеги, под ноги лошади.
Откуда ни возьмись, вокруг образовалась толпа.
— Попался! — схватив за руки и за ноги, меня потащили из-под колес, на ровное место. Я взбрыкнул, пытаясь вырваться, но держали крепко.
— Руки, руки хватайте. Не давайте ему пальцами шевелить. И пасть заткните. Чтоб не сболтнул чего.
— Спокуха. Вишь, глаза синим не светятся — значит, наркотика
— Береженого бог бережет. Затыкай.
Не успел я опомниться, как в рот мне напихали какую-то вонючую тряпицу.
— А это точно он? Тот, помниться, рыжий был, а этот — цыган-цыганом…
— Сказано было: на ентой улице в енто самое время. А он, или не он — не наше собачье дело.
— Девка — та самая. Парнишкой прикинулась, а шапку сбили — глядь, коса! Я видел, как они из гостиницы с тем черножопым выходили… Ссыкуха рыжая. Нашла с кем связаться.
— Права была Мадам Елена. Точно они.
Сердце глухо забилось.
— Умнейшая женщина, дайбогейздоровьичканамногиегоды… Как первый-то сгинул, про младшого и думать забыли, а она напомнила. Всё предсказала, благодетельница, как в воду глядела.
Я был кругом прав. Это всё она, Елена. А ну… Попытался вызвать в себе хоть слабенькую искру, приоткрыть Завесу. Сосредоточился, и даже что-то почувствовал… Но получил пинок в брюхо и задохся.
— Эй, ты чего? Лежачего-то не бьют. — надо же, кто-то сердобольный выискался.
— А вдруг он колдовать вздумает?
— Сказано же, без Пыльцы не может.
— Хозяйка отдельно предупредила: чтобы без членовредительства. И сразу — к ней.
— Щас до площади дотащим — поглядим…
— Хозяйка велела в Пеликан тащить.
— А твоя хозяйка нам не указ! Виселицу сколотили? Сколотили. Значица, болтаться на ней мажонку еще до захода солнца.
— Девку, девку не забудьте.
Во время спора меня тянули в разные стороны — видимо, две различные группировки. Сильно пахло перегаром: участники самовольного судилища все, как один, были навеселе. Я пытался разглядеть Машу, но вокруг топтался целый лес ног — в воняющих смальцем сапогах, в тяжелых рабочих ботинках, в обычных городских туфлях… И эта разнообразная обувь то и дело пинала меня по всем местам. Бока отзывались трескучей болью, из носу текла вьюшка, не давая нормально вздохнуть, запястья резало — к ним примотали по крепкой тонкой веревке. Стало страшно: а ну, кому-то придет в голову не тащить меня на площадь, а привязать к двум разным телегам и дать лошадям хлыста.
И всё время мерещился где-то рядом знакомый пес…
От-тставить самосуд! — вдруг рявкнуло сбоку начальственным голосом, и я немного расслабился.
— О, б… Полицай нарисовался, фиг сотрешь. — и, совсем другим голосом: — Да никакого самосуда, вашбродие! Разрешите доложить: накрыли банду магов. Тех, что винзавод спалили.
— И гостиницу.
— По стратегическим объектам целились. На самое дорогое, ироды, покусились…
— Вздернуть его, и вся недолга!
— Мы ж только помочь, вашбродие! Со всем нашим усердием…
— Прально! Чего вам, господам, перчатки белые марать? Уж мы сами управимся, по-простому. Мы с магами разбираться привычные. — я почувствовал пинок по почке. Судя по ощущениям, сапог был подкован.
— Я сказал, отставить.
— У деда Федора двое сыновей под Перебеевкой сгинули.
— Это где имперские штурмовики?
— Ну… А у Миронихи внука динозавр затоптал. Так и не оклемался мальчонка.
— Брата! За брата отомстить! Мажья погань… зубами бы грыз, да тошнит.
— Градоначальника-то, градоначальника — тоже они грохнули, сердешного. Про клад ихнего благородия узнали…
— А вот мы его сейчас и спросим, где тот клад…
— Прально! И мага того помните? Живчика… Тоже они. Чтоб конкуренции не было.
— Отомстим за мага!
— Сил наших больше нет беспредел терпеть, вашбродие! Вы уж тут, в стороночке, постойте, пока мы мажонка вешать станем. Уж вы не сомневайтесь, управимся в лучшем виде…
— Вина преступника должна быть доказана, и только тогда он будет осужден по всей строгости закона.
— Да и где он, ваш закон? Цаппеля убили, Шаробайка сбег… А маги, вашбродие, не в вашей ком-пен-тен-ции. Так что идите себе, убивцев ловите. А тут мы как-нибудь сами…
— Данные действия я приравниваю к бунту. Если не разойдетесь… Я буду стрелять. Послышался громкий щелчок железа о железо.
Народ замолчал, переваривая угрозу. Потом раздался робкий голос:
— Че, правда штоль? За мага вонючего, по своим?
— Как представитель закона, я не имею права попустительствовать произволу. Если для сохранения порядка нужно будет применить силу — за мной не заррржавеет. И вы это знаете.
— Но он же — маг! Преступник…
— Разберемся.
— Разберешься, говоришь?
Поборники справедливости, видать, подостыли и теперь искали способ сохранить лицо.
— Даю слово. ВСЕ виновные будут наказаны.
Последовала еще одна пауза, наполненная сопением, хмыканьем и шарканьем ног. Затем более-менее трезвый голос подвел итог:
— Ну чо, ладно тогда, мужики? Пускай всё по закону.
— Отпускать его, чтоль? А вдруг побегит?
— Не побегит. Вишь, еле дышит. — меня вновь потыкали в брюхо носком сапога, я прикинулся ветошью. — Бока-то мы ему знатно намяли.
Меня раскачали и закинули обратно на телегу. Развязывать не стали.
— А с девкой-то что делать? — я навострил уши: была надежда, что Маше удалось бежать…
— Разберемся. Так что тоже грузите. — непререкаемым тоном приказал Штык.
— Тут её того… огрели малость сильно. Так что деваха без памяти. Почти наверняка без памяти… Может, даже дышит.
Я попытался разлепить стремительно заплывающий глаз и увидел кусочек бледной щеки, прикрытый копной кудрявых волос. С виска стекала тонкая струйка крови…