Рассечение Стоуна
Шрифт:
Слова Хемы потрясли меня. Какое благородство! Но если Хема считает, что Генет сестра мне, это все осложняет. Ведь мои чувства к ней… не подобают брату.
Гхош произнес успокаивающе:
– Это все для того, чтобы предохранить ее от сглаза. Все равно что pottu в Индии, милая.
– Моя pottu легко стирается, милый. Никакого кровопролития.
Неделю спустя Хема и Гхош вернулись домой под громкие причитания Розины. Впрочем, их уход на работу сопровождался теми же завываниями. Она горько жаловалась на судьбу, Бога, императора и упрекала Земуя за то, что оставил ее.
– Вот-вот, – сказала Хема. – Бедная девочка совсем
Хема объявила общий сбор. Под ее знамена собрались Алмаз, Гебре, В. В., Гхош, Шива и я. Всем составом мы ворвались к Розине, Хема взяла Генет за руку и отвела к нам, предоставив остальным принуждать Розину к миру. А та надрывалась, что у нее похитили дочь…
Дверь в спальню Хемы была закрыта. Мы слышали, как Генет плещется в ванне. Хема вышла за молоком и попросила Алмаз порезать папайю, сбрызнуть лимоном и посыпать сахаром. Вскоре Алмаз прошествовала в спальню, да так и осталась за закрытой дверью.
Через час Хема и Генет вышли рука об руку. На Генет была желтая блузка в блестках и переливчатая зеленая юбка – часть танцевального облачения Хемы. Волосы зачесаны назад, глаза подведены, голова высоко поднята, осанка царственная – ну прямо королева, которую освободили из темницы и вернули на трон. Да, она была моя королева, никакая не сестра, и я хотел ее видеть рядом с собой, и восхищался ею, и был ее вернейшим подданным. Блестящее зеленое сари Хемы оказалось в тон наряду Генет. На этом фоне Алмаз чуть было не проскользнула на кухню незамеченной. А посмотреть было на что: глаза подведены, губы накрашены, щеки нарумянены, в ушах огромные серьги, очень идущие к ее волевому лицу…
Впятером мы забрались в машину. Генет расположилась на заднем сиденье между мной и Шивой. На Меркато Хема приобрела ей новый комплект нарядов. Рождество, Дивали [76] и Мескель слились в один радостный день.
Поход по магазинам мы завершили в кафе Энрико. Гёнет сидела напротив меня, улыбалась и лизала мороженое. Потихоньку она разговорилась. Если ей промыли мозги, как выразилась Хема, то теперь рассудок к ней возвращался.
Я воспользовался моментом, убедился, что под столом мне ничего не мешает, и со всей силы пнул ее в голень. Любовь переполняла меня, но из головы не шла постельная сцена двухнедельной давности, а также ее прискорбные последствия. Красота ее тела, словно парящего надо мной в воздухе, потрясала. А мокрое белье я бы охотно стер из памяти.
76
Дивали – главный индийский и индуистский праздник. Отмечается как «Праздник Огней», символизирует победу добра над злом, в знак этой победы повсеместно зажигаются свечи и фонарики, запускаются фейерверки.
Гримаса боли исказила лицо Генет, на глаза навернулись слезы, но она не издала ни звука.
– Что случилось? – участливо спросил Гхош. Она пролепетала:
– Мороженым подавилась.
– Ай-ай-ай. Мороженое в голову ударило. Феномен, достойный изучения, а, Хема? Это какой-то эквивалент мигрени? Недуг всех поражает или только некоторых? Какова длительность болезни? Имеются ли осложнения?
– Милый, – Хема поцеловала его в щеку, редчайшая демонстрация чувств на публике, – наконец-то ты нашел явление, которое
В машине Генет показала мне след от удара.
– Доволен? – спросила она спокойно.
– Нет, это только разминка. Я с тобой еще рассчитаюсь.
– Еще испортишь мой новый наряд, – произнесла жеманно Генет и навалилась на меня. Шрамы возле глаз еще отливали красным.
Хема сочла их варварством, но на мой вкус, они были прекрасны. Я приобнял Генет. Шива не сводил с нас глаз: интересно, что я еще выкину? Шрамы придавали Генет не по годам мудрый вид, ибо находились на местах, где у людей пожилых образуются морщинки. Она улыбнулась, и морщинки задвигались, растянулись. Сердце у меня колотилось в истоме. Кто эта красавица? Она не сестра мне. И не подруга. В определенном смысле она – мой противник. И любовь всей моей жизни.
– Ну так что? – осведомилась она. – Если серьезно. Отомстил сполна?
Я вздохнул:
– Да. Сполна.
– Вот и хорошо.
Она ухватила меня за мизинец, согнула и, ей-богу, сломала бы, если бы я не вырвал руку.
Теперь Генет спала в кровати, которую поставили для нее в нашей гостиной. На следующее утро, перед тем как нам отправиться в школу, Хема послала за Розиной. Шива, Генет и я подслушивали в коридоре. Розина стояла перед Хемой в той же позе, что перед солдатом-мародером, я видел в щелку.
– Возвращайся на свое место в кухне рядом с Алмаз. С сегодняшнего дня дверь и окно в твое жилище днем всегда будут открыты, пусть как следует проветрится.
Если Розина собиралась пожаловаться на дочку, минута настала.
Мы затаили дыхание.
Она не произнесла ни слова. Слегка поклонилась – и покинула помещение.
Потянулись обычные школьные будни: куча заданий на дом, затем занятия с Хемой, каллиграфия, обсуждение того, что случилось за день, и новых прочитанных книг. Крикет для меня и Шивы и танец для Шивы и Генет. По вечерам подавать шар-другой частенько выпадало Гхошу. Для такого крупного мужчины подача у него была очень мягкая, и он обучал нас разным приемам.
Хема и Гхош переговорили с учителями, и в этом году Шиву перестали загружать дополнительными заданиями. Довольны остались обе стороны. Если Шива не хотел писать сочинение про битву при Гастингсе, никто его не заставлял. Школа исправно взимала плату за обучение Шивы и допускала его на занятия, только чтобы не хулиганил, а Шива соблюдал школьный распорядок. Учителя нас знали и с пониманием относились к брату. Насколько глубоким было это понимание, другой вопрос. Кое-кому, например мистеру Бейли, только что прибывшему из Бристоля, пришлось потрудиться. Бейли был в нашей школе единственным учителем с дипломом и вынужден был поддерживать высокий уровень. Две трети из нас завалили первую контрольную по математике.
– Один из вас написал на «отлично», но забыл написать свою фамилию. Прочие результаты никудышные. У шестидесяти шести процентов оценки неудовлетворительные, – кипятился учитель. – Что скажете про это число? Шестьдесят шесть!
С Шивой риторические вопросы обращались в ловушку, он никогда не выдавал ожидаемый и прекрасно всем известный ответ.
Шива поднял руку. Я съежился. Брови мистера Бейли поползли вверх, будто с ним заговорила мебель.
– Ты что-то хочешь сказать?
– Шестьдесят шесть – мое второе любимое число.