Расшифрованный Гоголь. «Вий», «Тарас Бульба», «Ревизор», «Мертвые души»
Шрифт:
Трудно сказать, насколько достоверны сообщаемые П. А. Кулишем сведения об Остапе Гоголе. Часть из них, очевидно, легендарна. Так, в польских источниках нет никаких сведений об украинском гетмане (равно как и о полковнике) Остапе Гоголе, да и степень его близости к гетману Петру Дорошенко, в конце концов отказавшемуся от гетманства и ставшему царским воеводой в Вятке, скорее всего, преувеличена.
И уж совсем недостоверен следующий документ о полковнике Гоголе, приводимый А. М. Лазаревским в «Очерках малороссийских фамилий» (1875): «В 1674 году Остап Гоголь получил от польского короля Яна-Казимира грамоту на село Ольховец, в которой объясняется и служба Гоголя: «За приверженность к нам и к Речи Посполитой благородного Гоголя, нашего могилевского полковника (имеется в виду город Могилев-Подольский на Правобережной Украине, а не Могилев в Белоруссии. – Б. С.), которую он проявил в нынешнее время, перешедши на нашу сторону, присягнув нам в послушании и передавши Речи Посполитой могилевскую крепость, поощряя его на услуги, жалуем нашу деревню, именуемую Ольховец, как ему самому, так и теперешней
В подлинности «грамоты Яна-Казимира» усомнился еще П. А. Кулиш, резонно заметивший: «Странно, что в этом документе полковник Гоголь назван Андреем и получает в 1674 году привилегию на владение деревней Ольховец от польского короля Яна-Казимира, который за шесть лет перед тем отрекся от престола (в 1674 году королем был избран Ян Собеский, а значительную часть этого года польский трон был вакантен, так как предыдущий король, Михаил Вишневецкий, умер в 1673 году. – Б. С.). До сих пор ни в одном известном документе не встретилось не только полковника Андрея Гоголя, но и никакого другого полковника, кроме Остапа».
Также и А. М. Лазаревский в «Сведениях о предках Гоголя» (1902) выражает большое сомнение в подлинности дворянской родословной Гоголей: «Афанасий Гоголь о своем деде сообщает сведения неточные. Он называет Яна сыном Прокофия и, называя Яна шляхтичем, не говорит о том, что этот дед его был таким же священником села Кононовки, как и отец. (На священство последнего Афанасий Гоголь точно указывает в своем доказательстве.) Юридические акты свидетельствуют, что Ян Гоголь по отцу назывался не Прокофьевичем, а Яковлевичем и что он же, Ян, в 1697 году был викарием лубенской Троицкой церкви, а в 1723 году – священником села Кононовки. Можно думать, что Афанасий Гоголь умышленно скрыл священничество своего деда Ивана, потому что не любила перерождавшаяся в дворянство казацкая старшина связывать свое происхождение с лицами духовного и посполитого (крестьянского. – Б. С.) состояния. Поэтому священники превращались в «польских шляхтичей», а какие-нибудь бурмистры – в сотников. Это обычное явление в старинных родословиях».
Истинный свет на родословную Гоголя проливают также изыскания о. Алексея Петровского, в статье «К вопросу о предках Гоголя» (1902) утверждавшего: «Нам удалось добыть дневник одного из старейших священников Миргородского уезда, о. Владимира Яновского, который приходится троюродным братом Гоголю. Из дневника этого видно, что род Гоголь-Яновских ведет свое начало от Ивана Яковлевича (фамилии в документах нет), выходца из Польши (по всей видимости, Иван Яковлевич покинул Речь Посполитую из-за неприятия церковной унии. – Б. С.), который в 1695 году был назначен к Троицкой церкви г. Лубен «викарным» священником; вскоре он был переведен во вновь устроенную Успенскую церковь с. Кононовки того же уезда… Продолжателями рода и преемниками духовной власти Ивана Яковлевича были: сын его Дамиан Иоаннов Яновский (можно думать, что фамилия – от имени отца Ивана, по-польски – Яна), также священника кононовской церкви; далее… сын о. Дамиана Афанасий Дамианович – уже Гоголь-Яновский, – «примиер-майор», как сказано в семейной летописи; сын его Василий и внук Николай, писатель».
Причины, заставлявшие сыновей священников и вольных казаков превращаться в мифических польских шляхтичей, вскрыл А. Я. Ефименко в статье «Малорусское дворянство и его судьба» (1891): «Малорусский пан не имел еще государственного признания своих прав. Между тем только дворянское достоинство давало санкцию обладания землею, а главное – обязательным трудом (крепостных. – Б. С.). Малорусское панство кинулось на отыскивание побочных тропинок и лазеек, какими бы можно было пробраться в дворянство. Каждому надо было для себя доказать, что он «не здешней простонародной малороссийской», а какой-нибудь особенной шляхетской породы. Сподручнее и легче всего было доказывать свое непростонародное происхождение через посредство Польши; престиж шляхетства всегда окружал все польское. И вот какой-нибудь самый обыкновенный козацкий сын Василенко (по Василию отцу), выдвинувшись на маленький уряд, начинает подписываться на польский манер Базилевским, Силенко – Силевичем, Гребенка – Грабянкою и т. д. С течением времени все эти самозваные Базилевские и Силевичи успевали уверить и других, а может быть, и себя, в своем польско-шляхетском происхождении. Оставалось это утвердить документом. С деньгами и это было делом нетрудным. На этот случай были под рукой дельцы, которые охотно брались за фабрикацию необходимых документов. Вероятно, это стоило не особенно дорого, так как во времена возникновения комиссии о разборе дворянских прав в Малороссии оказалось до 10 000 дворян с документами, между тем как лет 15–20 перед тем малороссийское панство заявило, что у него документов нет, так как они растеряны через бывшие в Малороссии междоусобные брани и многочисленные войны».
Учитывая все эти данные, нельзя не признать справедливость вывода В. В. Вересаева в книге «Гоголь в жизни» (1933): «…Вопрос о происхождении Гоголя с отцовской
Можно предположить, что изготовитель грамоты о даровании шляхетства полковнику Гоголю ориентировался на легенду о том, что Остап Гоголь служил польскому королю Яну Собескому, но по какой-то причине спутал его с королем Яном-Казимиром, отрекшимся от престола после мятежа (рокоша) магната Ежи Любомирского еще в 1668 году.
Отец писателя Афанасий Демьянович (Дамианович) Яновский (1738 – начало XIX века) происходил из священников, окончил Киевскую духовную академию, дослужился до чина секунд-майора и, получив потомственное дворянство, придумал себе мифическую родословную. Не исключено, что он изобрел историю о своем мнимом родстве с полковником Гоголем, не то Остапом, не то Андреем, чтобы не ударить лицом в грязь перед родовитыми Лизогубами – родителями своей жены. Сам Николай Гоголь наверняка знал родословную своей фамилии и, как кажется, считал ее подлинной. Ученик Гоголя М. Н. Логинов вспоминал: «Двойная фамилия учителя Гоголь-Яновский затруднила нас вначале; почему-то нам казалось сподручнее называть его г. Яновским, а не г. Гоголем; но он сильно протестовал против этого с первого раза. «Зачем называете вы меня Яновским? – сказал он. – Моя фамилия Гоголь, а Яновский только так, прибавка; ее поляки выдумали». Также княжна В. Н. Репнина утверждала: «В Москве, встретив где-то Гоголя, одна из Репниных обрадовалась и пригласила его к себе обедать запискою, на которой написала адрес: Н. В. Яновскому (так его звали в Малороссии). Гоголь обиделся, обедать не приехал и дал знать, что его имя – Гоголь – достаточно известно в Москве».
Двух своих мнимых предков, вернее, одного, в летописях названного Остапом, а в поддельной грамоте Яна-Казимира – Андреем, Гоголь сделал сыновьями главного героя своей исторической повести. При этом Андрей Бульба, подобно никогда не существовавшему Андрею Гоголю, будто бы передавшему полякам могилевскую крепость, и реальному полковнику Остапу Гоголю, в конце концов перешедшему на службу польскому королю, становится предателем, предавая полякам лагерь осадивших Дубно казаков. Кстати сказать, местечко Ольховец, якобы пожалованное Андрею Гоголю, находится недалеко от Дубно (ныне – Олыка на самом севере Ровенской области, в пределах которой располагается и Дубно). Возможно, именно это обстоятельство подсказало Гоголю сделать Дубно центром действия «Тараса Бульбы», хотя в действительности никакого большого похода запорожцев на Дубно не было. Остап же Бульба, подобно историческому Остапу Гоголю, до конца оставался с казаками, хранил верность своему гетману и принял мученическую смерть. Вероятно, Гоголь знал, что прототип, судя по всему, также закончил свои дни на службе польской короне (правда, служил он не один, а со своими казаками, так что не откололся от казачества) и, скорее всего, помер своей смертью и даже успел еще отличиться в знаменитой битве с турками под Веной в 1683 году. Но ему требовался героический антипод предателю Андрию.
Показательно, что и Остап, и Андрий погибают, не оставив потомства. Возможно, у Гоголя все-таки оставались сомнения, что могилевский полковник Гоголь к его роду в действительности никакого отношения не имеет (скорее всего, его деду продали грамоту на это имя по воле случая, и писатель с тем же успехом мог стать Базилевичем или Грабянкой). Поэтому он предпочел оставить бездетными обоих героев, восходящих к своему мнимому предку.
Гибель главных героев повести – Тараса, Андрия и Остапа, в конечном счете, обусловлена не столько их разрывом с родовым целым – казацким братством, сколько обреченностью самой казацкой вольницы, о печальном конце которой с ликвидацией Запорожской Сечи Екатериной II хорошо помнил Гоголь. Все они – личности, которым так или иначе оказываются тесны родовые рамки. Как полагал еще Андрей Белый в «Мастерстве Гоголя» (1934), в «Тарасе Бульбе» «показан уже не отрыв особи от рода, а разрыв самого рода; и распад казацкого круга; две личности вынуждены по-разному предать несуществующий круг: предатель Андрей и мстящий ему за это будто бы патриот Тарас.
Тарас, выступив за дело «деда», убил Андрея: «Я тебя породил, я тебя и убью»; но уже надвое разделилось казацкое войско; одна часть ушла: бить крымцев; другая осталась: бить ляхов; погибли же – обе.
Андрей не бесславно погиб; он погиб – с честью; у него есть лозунг и предательства: «Что мне отец, товарищи и отчизна?.. Кто сказал, что моя отчизна Украйна? Кто дал мне ее в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя – ты! Вот моя отчизна!»; вместо того, чтоб обрасти волосами и хрипеть, сотрясаясь предательством (здесь и далее идет сравнение с колдуном из «Страшной мести». – Б. С.), он в предательстве просиял: «так, как солнце… он весь сияет в золоте».