Расшифровано временем(Повести и рассказы)
Шрифт:
Этот коротышка и пристрелил сержанта Шарыгина из роты автоматчиков, единственного во всей колонне пленных знакомого Белову человека. У Шарыгина были пробиты легкие, он задыхался, терял сознание. Всех их загнали под открытые навесы, где прежде колхозники из Щуровки сушили лен и хранили тресту. Немцы наскоро обнесли эти загоны колючей проволокой. Ветер продувал их, налетая то с одного, то с другого конца поля, пронизывал до костей, забирал остатки тепла, уносил его… Белов сидел, привалившись спиной к столбу, в голове все еще звенело после контузии, мысли путались,
Фельдфебель подал команду строиться, но Шарыгин подняться больше не смог, и его пристрелили. Конвоир тащил труп за ноги в кювет по чавкающему черному месиву, на мертвом задралась одежда, и по глазам полоснула беззащитная белизна молодого тела с коричневым родимым пятнышком на впалом животе. Большим, облепленным черноземной мякотью сапогом конвоир уперся в податливое, еще не застывшее тело, спихнул в кювет. Белов скрипнул зубами, словно это его проволокли по залитым ледяной водой колдобинам, по холодной липкой грязи и пнули под ребра, оставляя на коже навечно след родной земли, налипшей на чужой сапог…
Постепенно Белов тоже привыкал к Саше и уже, пожалуй, не испытывал особых сожалений, что взял его с собой, хотя понимал, что ровность их отношений еще не прошла проверки, не споткнулась ни обо что на пути, который до конца гладким быть не может. Иногда, вспоминая все, что приключилось с ним, Белов вспоминал и комбата, и тогда вновь думал: что же в конце концов стряслось с той батареей, до которой он так и не добрался, вышла ли из окружения, нашлась ли?..
Большой снег повалил неожиданно, стало суше, но и холоднее, небо свежо засинело; красное солнце, продравшись сквозь чащобу, розовыми бликами засияло на молочной коре берез, колкий морозец прихватил лицо, в разреженном воздухе яснее ощущались звуки и запахи леса…
Дым они почуяли, когда по глубокому уже снегу взбирались на косогор, куда, отделившись от лиственного леса, зеленым клином выползал хвойный массив, и вскоре на краю молодого ельничка увидели летний егерский сруб, на снегу горел костер, а возле костра на лапнике сидели трое наших солдат. Над костром висел котелок, один из солдат сказал: «Ну, братва, кашу сварганил, пальцы оближете!»
И прежде чем Белов успел поднять руку, удержать Сашу, тот шагнул из-за кустов, выставив на всякий случай автомат.
— Кто такие? — окликнул Саша.
Двое схватились за карабины, но третий, в шинели без ремня, цыкнул.
— Вы что, очумели! Не видите, свои!
Вслед за Сашей вышел и Белов.
— Костер загасите, — зло сказал он, недовольно изучая незнакомцев. — Вояки, мать вашу, нашли место, где жечь. Учил вас немец, да недоучил!
Те, что с карабинами, сквозь узкие щели глазниц грустно смотрели на Белова и Сашу. Были они по- восточному темнолицы, высокоскулы.
«Вроде узбеки, — подумал Белов. — Лицо третьего показалось знакомым — осунувшееся, рябое. — В колонне, кажись, был со мной. Неужто ушел там же, у переезда?» — присматривался Белов.
— Куда путь держите? — спросил он.
— Я утек
— Так не дотопаете, — хмуро сказал Белов. — В избушке, конечно, теплее, да немец вас тепленькими и накроет.
— Если можно, мы бы с вами? — попросил рябой. Он, похоже, вспомнил, узнал Белова. — Тикать — так разом.
— Тикать? — переспросил Белов. Ему не понравилось, рябой произнес это так, будто других слов и не оставалось. — Значит, ты тикать, а я тебе штаны держать, чтоб не упали? — Он отвернулся и, пригнувшись, заглянул в окошко сруба.
— В компании, товарищ командир, лучше. Не так боязно, — робко произнес рябой, обращаясь теперь к спине Белова.
— Ишь, уже и командира себе нашел! А сам что? — не оборачиваясь, ответил Белов. — Компанией хорошо водку пить. А тут шуму много будет с твоей компанией.
— Дак мы тихо будем, товарищ командир. Что прикажете, будем исполнять. Организуемся…
Пока он говорил, узбеки молчали, с надеждой переводя взгляды с Белова на Сашу, а с них на своего заступника. Оба, пожалуй, одного возраста, сколько им, не угадаешь, но ясно было, что давно немолоды.
— Ну, хорошо, — сказал Саша. — Собирайтесь.
Белова словно ожгло — выпрямился. Новички пошли в избушку за вещами.
— Вот что, радист, — процедил Белов, — мне ты компанию не подыскивай. Ежели тебе одному скучно, не держу, уходи с ними. — Его задело Сашино распоряжение, то, что он, даже не посоветовавшись с ним, принял самостоятельное решение, хотя беспомощность и изможденный вид новичков шевельнули и в его душе жалость, пробудившую на миг воспоминание и о его, Белова, собственных тяготах и бедах.
— Не дойдут они сами, Петр Иванович, — тихо сказал Саша. — Люди неопытные, пожилые.
— Кто знает, может, это они меня с собой берут, а не я их, — усмехнулся Белов, а сам подумал: «Конечно, чем нас меньше, тем мы ловчее. А то каждый пойдет характер показывать, и начнется: кто в лес, кто — по дрова. А это гибель… Да и какой из меня помощник?.. Самому бы кто помог…» Он понимал, что двое пожилых людей, да еще с обмороженными ногами, будут в тягость, намного усложнят и его, Белова, личную задачу: как можно быстрее выбраться к своим. Осторожность, обострившаяся с момента побега, все еще цепко держала его. — Поторопи их, — вздохнув, сказал он Саше…
Теперь шли медленнее — впереди по-прежнему Белов, а замыкающим — Саша. Снегу навалило много, торили дорогу с усилием. Лес становился реже, низкорослей, обрываясь у больших открытых полян, над ними в лучах солнца под ветерком искрилась снежная пыль. К ночи мороз крепчал. Неоформившаяся луна, желтая, как обглоданная кость, роняла сквозь ветви выстывший свет, вокруг нее в черном небе, будто шевелясь от стужи, помаргивали чистые звезды, и снег казался голубоватым пухом, под которым тихо и тепло.