Рассказ о простой вещи
Шрифт:
Анна Андреевна засмеялась.
– Хорош был, когда вернулся! Нос красный, водкой пахнет. Посмотрела я и подумала: это из-за такого сокровища я себе здоровье порчу? Да пропади хоть совсем, – не пошевельнусь.
Но старания хозяев развеселить Марго не удавались. Артистка нервничала и томилась.
– Ну уж если, голубушка, вы так беспокоитесь, я пройду в милицию. У меня там старый приятель есть. При всех режимах от меня спирт получает и за сие мелкие услуги оказывает.
Марго встрепенулась от оцепенения.
–
– Обрадуйте, милуша! Люблю очень, когда вы соловушкой заливаетесь.
Маргарита села к роялю.
– Что же спеть? Приказывайте, доктор!
– Ну, уж если вы такая добренькая сегодня, спойти арию Лизы у канавки. Ужасно люблю. Еще студентом ладошки себе отхлопывал на галерке.
Марго раскрыла ноты.
Рокоча, пролились стеклянные волны рояли.
Доктор уткнулся в кресло. Анна Андреевна тихонько мыла стаканы.
Ночью ли днем, Только о нем Думой себя истерзала я…Прозрачный голос замутился, затрепетал:
Туча пришла, Гром принесла, Счастье, надежды разбила…Внезапно перестали падать стеклянные волны.
Марго захлопнула крышку и хрустнула пальцами. Доктор вскочил.
– Марго, родненькая!.. Что с вами? Успокойтесь! Анна, неси валерьянку!
Но Марго справилась. Поднялась бледная, сжав губы.
– Нет! Нет! Ничего не надо, спасибо! Мне очень тяжело! Такое ужасное время. Мне всякие ужасы чудятся. Извините, я пойду прилягу.
Доктор довел ее до комнаты. Вернулся в столовую.
– Молодо-зелено, – сказал он на вопросительный взгляд жены, – трогательно видеть такую любовь. Эх-хе-хе!
Он взял газету. Открыл любимый отдел – местная хроника и происшествия. Сощурился.
– Знаешь, Орлов арестован, Анна.
– Какой Орлов?
– Да наш чекист знаменитый!
– Что ты говоришь?
– Представь себе! Поймали вчера на вокзале. Понесу-ка газетку Маргоше. Пусть отвлечется немножко.
Мягко ступая войлочными туфлями, доктор подошел к двери и постучал.
– Вот, голуба, возьмите газетку. Развлекитесь немножко злободневностью.
Высунувшаяся в дверь рука артистки взяла газету.
Доктор ушел. Бэла подошла к столику и небрежно бросила газету. Грязноватый лист перевернулся, и среди мелких строчек выросло:
Арест Орлова.
Бэла не сделала ни одного движения. Только руки ухватились
Вдруг вскочила и схватила лист.
– Как вчера? Вчера, 14-го… Вчера? Но вчера Орлов был дома и сегодня утром еще был дома… Что за чепуха?.. Но ведь его нет! Нужно не медлить. Сейчас же к Семенухину!
Пальцы рвали пуговицы мохнатого пальто. Трудно было надеть модную широкую шляпу, она все время лезла набок.
Бэла выбежала в переднюю. Встретила доктора.
– Вы куда, Марго?
– Ах, я не могу сидеть дома, – почти простонала Бэла, – я уверена, что Леон у одного знакомого. Поеду туда! Если даже не застану, мне на людях будет легче.
– Ну, ну. Дай бог! Только не расстраивайтесь вы так. Ничего с ними не случится. Не убьют и не арестуют, как Орлова.
Бэла нашла силы, чтобы ответить, смеясь.
– Бог мой, какое сравнение! Леон же не большевик!
На улице вскочила в пролетку. Извозчик ехал невыносимо медленно и все время пытался разговориться.
– Я так, барыня, думаю, насчет властев, что всякая власть, она чистая сволоча, значит. Потому, как скажем, невозможно, чтобы всех людей заделать министрями, и потому всегда недовольствие будет и, следовательно, властев резать будут…
– Да поезжайте вы без разговоров! – крикнула Бэла.
Люди на улицах с удивлением наблюдали утром, как десять солдат, с винтовками наперевес, вели по мостовой, грубо сгоняя встречных с дороги, хорошо одетого человека, шедшего спокойно и с достоинством.
Арестованный был необычен для белых. Люди уже твердо привыкли, что при большевиках водят в чеку хорошо одетых, а при добровольцах замусленных и запачканных рабочих или курчавых мальчиков и стриженных девочек.
Поэтому праздные обыватели пытались спрашивать у солдат о таинственном преступнике, но солдаты молча тыкали штыками или грубо матерились.
Конвой свернул в переулок. Орлов, выспавшийся и пришедший в себя, зорко осмотрел дома. Его ввели в парадное, заставили подняться по лестнице и в маленькой комнатке с ободранными обоями сдали под расписку черноглазому хорошенькому прапорщику.
Посадили на скамью, рядом стали двое часовых. Прапорщик, очевидно новичок, с волнением и сожалением посмотрел на него.
– Как же вас угораздило так вляпаться? Ай-ай! – сказал он почти грустно.
Орлов посмотрел на него, и его тронуло мальчишеское сочувствие.
– Ничего! Бывает! Я долго здесь не останусь!
Прапорщик удивился.
– Что, – вы хотите удрать? Ну, у нас не удерешь! У нас дело поставлено прочно! – сказал он с такой же мальчишеской гордостью, – не нужно было попадаться! Сейчас доложу о вас капитану Тумановичу!